эту клику, после нее дворцов осталось много.
– Я… Спасибо, я подумаю над этим.
– Если надумаешь, скажешь Кириллову, он тебя проводит. Вещи сможешь забрать позже, ничего с ними не сделается.
Лунин попрощался и направился к выходу из кабинета. Когда он уже потянул за кольцо на двери, с этой стороны почему-то серебряное, Эрнест окликнул его еще раз.
– Да, и еще… – сказал он. – Есть еще одна вещь, о которой я хотел бы тебя попросить.
– Да, я слушаю, – сказал Лунин, повернувшись к нему.
– Если ты помнишь, наша жизнь тут одно время была довольно бурной… Примерно десять лет назад.
– Я помню смутно. Не во всех деталях.
– Да… Много чего было. Хорошее было время.
– И что бы ты хотел?
– Мне может понадобиться оттуда кое-какая информация. Я далеко не обо всем знаю, и как раз сейчас дело подошло к тому, что это может оказаться актуальным.
– Сейчас, через десять лет? – недоверчиво переспросил Лунин. Сердце его сильно билось.
– Именно сейчас. Ты даже себе не представляешь, какую важность все это имеет.
Лунин задумался. Как ни хотелось ему уйти из этого кабинета, сделать это в данный момент было нельзя. Карамышев ждал, не торопя его.
Кажется, именно это и был момент истины. Сейчас он вспомнире. Похоже, все его тяжелые галлюцинации шли именно оттуда, из этого периода – почему-то он никак не мог об этом вспомнить. Что-то было тогда такое, отчего застряли и одеревенели его память и воображение. Но он ничего не помнил – и ничего не мог об этом сказать.
– Что именно тебя интересует? – спросил он чтобы немного выиграть время.
– Все, – просто ответил Эрнест. – Все, что тогда было, во всех деталях. Всех, какие ты можешь вспомнить. Каждая мелочь имеет для меня большую ценность. Более того, от этого зависит сейчас вся наша государственность. Все может оборваться в один момент, и мне хотелось бы укрепить позиции.
– Но я действительно очень мало что помню…
– Постарайся вспомнить. Времени у тебя будет предостаточно. На все, на оба занятия. Ну давай, действуй. Выйти на меня ты сможешь в любой момент, как только появится информация по одному или другому делу. У меня все.
Лунин вышел из кабинета, стараясь справиться с шумом в голове. Зал являл собой картину уже полной сумятицы, выпито явно было больше чем следовало. В середине зала в большом золоченом кресле сидел президент, с царственным видом, в генеральской форме, оставшейся от последней войны. Вокруг него собралась толпа гостей, особенно молодежи, внимавшей ему с почтительным видом. Моники уже нигде не видно было, наверное, она ушла. Лунин махнул рукой Кириллову, и они вышли из зала.
– Я тебя провожу, – сказал Кириллов. – Ты ведь здесь остаешься?
– Под дверью подслушивал?
– Можно и без этого. Тут все очень быстро становится известно.
– И что ты думаешь о предложении Карамышева?
– А вот об этом я ничего не знаю.
Они спустились в большом старинном лифте тремя этажами ниже и пошли по роскошному коридору. Темно-красные шторы, развешенные по всем закоулкам, навойдили Лунина на нехорошие мысли.
– Но полагаю, – вдруг продолжил Кириллов, – что это как-то связано с последними убийствами.
– И что ты о них думаешь? – не выдержал Лунин.
– Мутное дело. Ты вот что. Дам тебе хороший совет. Не доверяй тут вообще ничему. Здесь все ведут свою игру. Все до одного.
– Это я уже понял, – проворчал Лунин.
Они подошли к двери, Кириллов открыл ее ключом, и пригласил Лунина внутрь широким жестом. Лунин вошел и едва не ахнул: покои выглядели по-королевски – готическая мебель, гобелены на стенах, в следующей комнате кровать, на которой можно было улечься впятером. В камине жарко пылал огонь.
– Располагайся, – сказал Максим. – Что тебе там в этом казенном доме делать, здесь намного лучше.
Лунин опять, как и в прошлый раз с Эрнестом, напряженно вслушался в интонацию этой фразы, но не уловил никакой фальши. Какая бы игра тут ни велась, труп в гостинице в нее еще не включился. И Лунин снова решил о нем пока никому не рассказывать.
– Ну, я откланиваюсь, – сказал Кириллов. – Приятных сновидений. Если что-то будет нужно, вот кнопка горничной.
7
Когда дверь за ним закрылась, Лунин несколько минут просидел в тишине и задумчивости. Надо было решить, что делать.
Перед ним на столике стояла бутылка красного вина, он налил себе бокал и не торопясь отпил