В районе, где была канализация, Мизинец подал мне руку, чтобы я мог сохранить равновесие на широкой трубе. Это было красиво, когда случалось отверстие и вода брызгала, как фонтанчик, обливая меня и щекоча подошвы ног. У меня немного кружилась голова, но радость, которую доставлял мне Мизинец, показывала, что я уже был здоров. По крайней мере, мое сердце билось спокойно.
Внезапно, вдалеке загудел поезд.
— Ты слышал, Мизинец?
— Это гудок поезда, где то далеко. Однако какой-то странный стук становился все ближе, и новые гудки нарушали тишину.
Мною овладел полный ужас.
— Это он, Мизинец. Мангаратиба. Убийца. Стук колес о рельсы страшно нарастал.
— Поднимись сюда, Мизинец. Быстрее, Мизинец! Но Мизинец не смог сохранить равновесие на трубе, по причине блестящих шпор.
— Поднимись, Мизинец, дай мне руку. Он хочет убить тебя. Хочет разорвать тебя. Хочет изрезать тебя на кусочки.
Едва Мизинец вскарабкался на трубу, как проклятый поезд прошел над нами, гудя и изрыгая дым.
— Убийца!.. Убийца!..
Между тем, поезд все еще продолжал свое движение по рельсам. Слышался его голос, прерываемый хохотом.
— Я не виноват…. Я не виноват…. Я не виноват….
В доме зажглись все лампы, и моя комната заполнилась полусонными лицами.
Это был кошмар.
Мама взяла меня на руки, пытаясь подавить своим плечом мои всхлипывания.
— Это был сон, сын… Кошмар.
Я снова начал рвать, пока Глория рассказывала Лалa.
— Я проснулась, когда он закричал «убийца»…. Говорил «убивать», «разрывать», «резать». Боже Мой, когда это закончиться?
Однако все закончилось через несколько дней. Я был приговорен жить и жить. Глория вошла сияющая. Я сидел на кровати и глядел на жизнь с грустью разочарования.
— Смотри, Зезe.
— В ее руках был белый цветочек.
— Первый цветок Мизинца. Скоро он станет взрослым деревом и начнет давать апельсины.
Я ласкал между своих пальцев беленький цветочек. Не буду больше плакать по любому поводу. И хотя Мизинец пытался сказать мне, прощай, этим цветком, но он ушел из мира моих грез, в мир моей действительности и мой боли.
— Сейчас поедим кашки и походим по дому, как это ты делал вчера. Давай!
Король Луис взобрался на мою кровать. Теперь ему всегда разрешали находиться рядом со мною. А вначале не хотели, чтобы он волновался.
— Зезe!..
— Что мой королек?
И действительно, он был единственным королем. А те другие, что из золота, кубков, дубинок, шпаг были всего лишь грязными фигурками в пальцах играющих. И еще, он и не думал в реальности стать королем.
— Зезe, я тебя очень люблю.
— Я тоже люблю своего братика.
— Ты хочешь сегодня играть со мной?
— Да, сегодня я играю с тобой. Что ты хочешь делать?
— Хочу идти в Зоологический сад, потом в Европу. Затем хочу пойти в сельву реки Амазонки и играть с Мизинцем.
— Если я не очень устану, то мы сделаем все это.
После кофе, под счастливым взглядом Глории, мы пошли во двор, взявшись за руки. Глория с облегчением оперлась о дверь. Перед тем как пойти к курятнику я повернулся и сказал ей, прощай, рукой. В ее глазах блестело счастье. Благодаря своему раннему развитию, я догадался, что происходило в ее сердце: «Он вернулся в свои грезы, спасибо, Боже!».
— Зезe …
— Ммм…
— Где находиться черная пантера?
Было трудно начинать все с начала, не веря в ничего. Было желание рассказать ему, что в действительности произошло. «Глупенький, черная пантера никогда не существовала. Это была всего лишь старая черная курица, которую я съел в бульоне».
— Остались только две львицы, Луис. Черная пантера уехала в отпуск в сельву Амазонки.
Будет лучше, если по возможности, сохранять его иллюзии. Когда я был ребенком, я тоже верил в эти вещи.
Королек расширил свои глаза.
— Туда, в сельву?
— Не бойся, она уехала так далеко, что никогда уже не найдет дорогу назад.
Я горько улыбнулся. Сельвой Амазонки были около полудюжины апельсинов, колючих и недружелюбных.
— Знаешь, Луис, Зезe очень слаб, нужно возвращаться. Завтра мы еще поиграем. В трамвай Сахарной головы и во все, что хочешь.
Он согласился, и мы начали медленно возвращаться. Он еще был очень маленький, чтобы различать правду. Я не хотел идти ко рву или к реке Амазонке. Не хотел встречаться с разочарованием Мизинца. Луис не знал, что тот беленький цветок был нашим прощанием.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Их столько старых деревьев
Еще не настал вечер, а новость уже была подтверждена. Казалось, что облако мира вновь возвратится господствовать над домом и семьей.
Папа взял меня за руки и перед всеми усадил меня на колени. Он подвигался медленно на стуле, что бы я сидел устойчиво.
— Все уже прошло, сын. Все. Однажды ты тоже станешь отцом и узнаешь, какие трудные бывают некоторые моменты в жизни человека. Кажется, что ничего не получается, и это провоцирует нескончаемое отчаяние. Но сейчас, все по-другому. Папу назначили управляющим фабрики в Санто Алексо. И теперь, никогда, твои тапочки не будут пустыми на Рождество.
Он сделал паузу. Также, он не забудет все это на всю оставшуюся жизнь.
— Мы будем много путешествовать. Маме не надо будет больше работать, как и твоим сестрам. Медаль с индейцем все еще у тебя?
Я поискал в карманах и нашел ее.
— Хорошо, купим снова часы и закрепим медаль. Однажды они станут твоими…
«Португа, ты знаешь, что такое карборунд?»
А папа говорил и говорил. Его борода царапало мое лицо, и мне было больно.
Запах, который исходил от его очень заношенной рубашки, наводил на меня страх. Я соскользнул с его колен и направился к выходу их кухни. Сел на ступеньки и смотрел на двор, ожидая, когда совсем стемнеет. Мое сердце восставало от ярости. «Что надо этому человеку, который посадил меня на свои колени?». Он не был моим отцом. Мой отец умер. Его убил Мангаратиба.
Папа последовал за мной и увидел, что мои глаза были снова влажные.
