И все, больше ни буквы, ни строчки, ни даты. Вика поняла, что хотел сказать поэт Захаров. Наверное, эти три столбика говорили больше, чем многочасовой монолог. Виктор по письму не смог ее простить, да, наверное, это правильно. Даже после всего, если она писала искренне, что думала, она просто должна была пойти сама на свидание, все сказать, а не писать в письме. Тогда он ей простил бы все. Он однажды так и сказал:
- Викуль, я, наверное, все бы тебе простил. Только бы ты не уходила от меня.
Вика театрально вздохнула и положила письмо в сумочку.
- Не прошло и ладно. Проживем, - успокаивала она себя.
Время снова пошло монотонно и однообразно. Вика регулярно посещала врача, женскую консультацию, участкового терапевта. Отклонений в ходе беременности не было. Только два раза были резкие скачки давления. Врач успокаивал Вику, которая точно знала причину этих перепадов, объясняя, что каждый женский организм индивидуален, и такие перепады могут быть.
Домой матери Вика писала редко и за все годы учебы никогда не просила денег. Мать высылала сама. И Вика даже растрогалась, получив перевод в сто рублей от матери. В отличие от Лобова, дающего ежемесячно ей такую сумму, для ее матери сто рублей - это большие деньги, которые она откладывала, ущемляя в чем-то себя. Мать знала о беременности дочери, но самое удивительное в письмах она даже ни разу не поинтересовалась, кто отец ребенка. Она знала по письмам Вики и о Викторе, и о профессоре Лобове. Мать только написала: 'Смотри, дочь, тебе жить, тебе и воспитывать. Правда, я не хочу, чтобы и внучка моя считала дни от зарплаты до аванса. Но если ничего не получится, приезжайте домой. Ваш дом здесь'.
Вика даже плакала, когда прочитала полученное от матери письмо, и всерьез стала думать, а не сделать ли так, как советовала мать. Уехать. Переждать. Время рассудит, расставит по своим местам. Может, что сложится? Вечером пришел Гендос:
- Просто проведать заглянул, соседка, - объяснил он цель своего визита.
Руки Гендоса дрожали. Вика рассказала про письмо матери.
- А что, Викуль, мать плохого не посоветует. Может, правда уедешь, и твой Лобов поймет, что потерял семью и прибежит за вами.
Вика улыбнулась и немного подумав, сказала:
- Нет, Гендос, этот не поймет и, конечно, не прибежит. Был тот, который и понял бы, и прибежал хоть на край света, если б я его позвала. Было близко счастье, было около. Да его окликнуть не сумела я, - запела Вика шлягер Пугачевой. - Что, Геннадий Петрович, обмоем отъезд?
- Конечно! Это святое дело - обмыть отъезд. Мы хорошие соседи, Виктория Викторовна. Я даже знаю, где сегодня гнали первач отменный, - Гендос довольно заулыбался, предчувствуя похмелку.
Вика достала кошелек. Через три дня она уже забыла про письмо от матери.
- 19 -
Дипломированных поваров встречали беззлобными шутками всем отрядом хозобслуги. Виктор Захаров и Сергей Образцов проучились на курсах в МОБ по два месяца. Им выдали даже удостоверения поваров третьего разряда.
- Ой, мужики, в городе совсем весна! Девочки в мини, черные чулочки, белые трусики. Караул! Мы с Захаром чуть решетки зубами не перегрызли выскочить, - Сергей Образцов безумолку тараторил, рассказывая, как хорошо сейчас на воле.
- Вас что, в такси привезли? Все рассмотрели, даже белые трусики, - спросил сквозь смех Толик Яриков, хлеборез.
- Ну, конечно, может, у кого и голубенькие, и розовенькие, но я предпочитаю беленькие, - не растерялся с ответом Образцов.
- Хорош про баб, мужики, имейте совесть.
Все снова хором дружно рассмеялись. Голос просившего действительно был печально жалок.
- Построились на вечернюю проверку, - скомандовал завхоз Зуев.
Зуеву было за сорок, и среди молодого отряда хозобслуги он был одним из старших. Его все звали Алексей Митрофанович, даже начальник отряда, капитан Селезнев. Звал своего первого помощника по отчеству Митрофанович. Капитан Селезнев недавно в СИЗО, служил на Урале во внутренних войсках командиром роты. После ежедневной процедуры проверки - отбой. Осужденные разошлись по своим камерам. В отряде хозобслуги шесть камер, пять больших на двадцать человек, и одна Љ120 маленькая - на двенадцать. Здесь жили повара. Завхоз Зуев был тоже приписан к 120 камере, хотя чаще спал у себя в каптерке. Селезнев разрешал ему. Зуев писал стихи, много раз печатался в областной газете, и свой срок зубной врач Зуев получил по весьма анекдотическому случаю. Сосед попросил у Зуева ружье застрелить приблудившуюся к его дому собаку.
- Весна, Алексей Митрофанович, - объяснял сосед, - у нее течка, наверное. Мой Грей цепь рвет, воет, чует ее. Я ее и гнал, и камни в нее бросал. Не уходит. Хочешь сам, я заплачу.
- Нет, изволь, Костя. Я только зубы, что болят. Собак мне жалко. И дал свое ружье соседу, на полчасика. За полчасика сосед Костя успел поссориться с соседом напротив и застрелил его. Соседу дали десять лет за убийство, Зуеву три года за передачу оружия. И теперь Зуев, как хороший специалист, лечил зубы сотрудникам учреждения, удалял зубы заключенным. Зуев узнал перед отъездом Захарова на курсы поваров, что и Виктор пишет стихи, и после отбоя он подошел к Виктору:
- Выходной у тебя завтра, Витек. Ты во второй бригаде поваров будешь старшим смены. Заходи в каптерку, посидим. Ничего в МОБ не написал на кулинарную тематику? - пошутил Зуев.
- Хорошо, Алексей Митрофанович, зайду, - пообещал Виктор. - Письма только прочитаю.
Писем было три, от друзей и одно из дома, писала мать. Отец приезжал на свиданье в МОБ. Похоже, отец смирился с тем, что сын не использовал шанса уйти от наказания. Он своей рукой или, вернее, своими словами подписал себе приговор. Отец больше говорил о заводе, о положении в стране. Друзья писали, как обычно общие слова поддержки, о работе, о своих проблемах.
Через полчаса Виктор постучал в каптерку к Зуеву. Каптерка наподобие армейской. Здесь сложены вещмешки осужденных, на плечиках висели черные робы с бирками, указывающими фамилию хозяина на переднем кармане. В конце, у зарешеченного окна, двухтумбовый стол; в углу справа занимает образовавшуюся нишу меж стеллажей мягкая кушетка, видимо, из санчасти. Четыре табуретки и один мягкий стул или 'трон', как его в шутку называли, это место завхоза. Зуев уже заварил положенный для встречи друзей неизменный тюремный напиток - чифирь. Хотя и он сам, и Виктор не считали себя ценителями и любителями напитка заключенных. Но традиции святы, их надо уважать, так надо встречать друзей. Сели, разговорились про все, обо всех. Что произошло в жизни отряда за два месяца. Была комиссия по условно-досрочному освобождению: двое - бригадир пищеблока, Тихонов и парень-столяр, как игрушку отделавший кабинет 'хозяина' Молодцова -уходили условно-досрочно. Семь человек из отряда представлялись на стройки народного хозяйства. Двоим отклонили: не сняты нарушения, полученные еще в следственных камерах. Обычный разговор. Быт затягивает, и два человека с высшим образованием
