директору завода. Даже сейчас, когда завод уже начал функционировать, а в городе и области десятки других заводов в более плачевном состоянии, которые просто доживали свое существование. Но преимущество нового завода-концерна оставалось по-прежнему. Все в первую очередь от стройматериалов до сырья шло к ним.
- Вас на всю страну показали, и спрос будет другой. Если какие возникнут проблемы неожиданно или сбои в работе, Иван Егорович, звони мне днем и ночью, - говорил Антипов.
Зная характер, высокомерность Антипова, эти слова придавали Захарову еще больше уверенности в том, что в будущем и, может, совсем недалеком, завод перейдет в частные руки. В стране начинался негласный, еще не заметный простому труженику, но уже неизбежный раздел. Кто будет хозяин, Антипов? А может, сам Абрикосов? Под теми же лозунгами о несокрушимости рабочей партии коммунистов, незыблемости социалистического строя, те же красные комиссары говорили народу, рапортовали ЦК об успехах и планах: посеять, собрать, выпустить, построить. Только комиссары давно перестали быть красными, и все слова и лозунги были только ширмой, скрывающей истинный цвет.
Елена Владимировна после суда стала еще более замкнутой. Иван Егорович приезжал с работы часто после полуночи и видел свет в окне ее спальни. Дверь она закрывала на ключ и, наверное, читала свои книги. Какую истину хочет узнать Лена Петрова, прожив пятьдесят лет? Иван Егорович пробовал, но безрезультатно отвлечь жену, предлагал съездить в санаторий отдохнуть, подлечиться.
- У меня ничего не болит. Я здорова, - отвечала супруга.
- Нервы у нас с возрастом расшатались, - пробовал вывести ее на откровенный разговор Иван Егорович.
- И нервы у меня в порядке. Или ты думаешь, я сошла с ума?- сухо отвечала Елена Владимировна и уходила в свою комнату, запиралась на ключ.
'Время - лучший доктор' гласит народная мудрость, но это не относилось к Елене Владимировна, она все уходила и уходила в себя. Как-то позвонила Галина, спросила о матери. Иван Егорович рассказал дочери о странностях в поведении матери и даже добавил, будто в шутку:
- Ты б ей внука что ли родила. Может, заговорит в ней материнский инстинкт.
Галина рассмеялась:
- Я с удовольствием, отец. Но где женихи?
- Ты все принца ждешь на белом коне, - огрызнулся отец, - двадцать девять тебе скоро.
- Я помню, отец, свой возраст, - снова пошутила Галина. - И на белом коне уже не ждут принцев. На белом 'Мерседесе', еще куда ни шло.
- Все шутишь, - ворчал отец, - Сашка Воробьев, чем тебе был плох? Тихий и любил тебя.
- Я не люблю таких, отец. В тихом омуте черти водятся. Я слышала, Сашка уже до чертей допился. На скорой в неврологический диспансер возили. Начались у него кошмарные видения от чрезмерного количества употребляемого алкоголя. Ладно, отец, проедем эту тему. Конечно, если честно, ты прав во всем. Но что ты предлагаешь? Выйти на площадь и кричать: 'Возьмите меня! Я ребенка хочу!' Так?
- Нет, конечно, Галюш. Но что, у тебя и мужика нет нормального?
- Нет, отец. Нормального нет. Мне нормального, не принца и не бизнесмена. Просто нормального мужика, чтобы опереться на его плечо.
Пришла настоящая весна. Погода установилась теплая, солнечная. Иван Егорович наконец вырвался на дачу. Елена Владимировна сославшись на занятость: надо писать статью в газету о музее - поехать с ним на дачу отказалась. Иван Егорович поехал на своей 'шестерке' один. Поставил машину в тень под деревья. Переоделся в спортивный костюм. Да, прекрасное время года - весна. Природа оживает, воздух наполняется неповторимым весенним запахом. Птицы радуются, что зима и холод позади. Наверное, весь день можно быть на улице, просто дышать, наслаждаться запахами весны. Иван Егорович достал садовые вилы, грабли, секатор, необходимо обрезать почерневшие ветки, вскопать, внести удобрение на цветник. Влаги еще хватало, но сверху земля подсохла, стала коркой и даже потрескалась от жаркого весеннего солнца. 'Вот так, наверное, и душа человека с возрастом черная и потресканная, как эта земля, - думал Иван Егорович, глядя на цветник, - тоже от жары и холода, от хорошего и плохого. Что больше в жизни человека? Где границы? Что такое счастье? Для каждого человека оно, наверное, свое'. Как жена ему недавно читала слова из Библии.
Иван Егорович увлекся работой. Солнце поднялось из-за деревьев, стало по-летнему жарко. Иван Егорович снял легкий свитер, остался в футболке с короткими рукавами.
- Не продует?
Иван Егорович даже вздрогнул от неожиданности. У забора, улыбаясь во весь беззубый рот, стоял Тулуп в теплой безрукавке нараспашку.
- Здравствуй, Алексей Степанович. Как жизнь, как служба?
- Все в ажуре, Иван Егорович. Зиму вдвоем откуковали. Когда кто выберется к нам на лыжах покататься. Зима в этом году снежная, не успевали дорожки очищать. День чистим, ночью снова завалило.
- Это хорошо, Алексей Степанович. Влаги в земле много. Снег выпал на талую землю. И вся влага осталась в земле. Этой влаги на два месяца хватит, если заборонить вовремя, закрыть вот эти... - Иван Егорович ловко загребал граблями трещины на лопнувшей земле, - вот эти трещины. Что нового за зиму произошло?
- Вроде ничего. Все живы, здоровы. Воробьев уже неделю живет и ночует здесь. Пока один, без супруги. Любит Сергей Павлович землю, а всю жизнь в городе, в асфальте прожил, - Тулуп достал сигарету, закурил. - Может, помочь что, Иван Егорович? Это я мигом.
Иван Егорович понял, что Тулуп, увидев одного из первых дачников, просто хочет подработать, и он навряд ли отстанет, не получив поощрение.
- Знаешь что, Алексей Степанович, работа у меня нетяжелая, помощи пока не нужно, но у меня где- то пол-литра завалялось. Давай мы отметим приход весны по сотке, а когда-нибудь ты мне поможешь, если понадобится. Договорились?
- О чем разговор, Иван Егорович. Да я вам всегда, только скажите одно слово, и я здесь, - Тулуп открыл калитку, зашел, сел на лавку возле круглого стола.
Иван Егорович зашел в дом, вынес бутылку водки, закуску на тарелке: нарезанные колбасу, сыр, хлеб и два стакана. Тулуп мастерски открыл закрученную бутылку, хотя и поворчал больше по привычке:
- Придумают закручивать, и в какую сторону ее крутить? Хорошо раньше с язычком пробки были.
Налили по полстакана. Иван Егорович выпил половину. Тулуп двумя глотками осушил свой стакан, взял кусочек хлеба, занюхал.
- Хороша стерва! Я, Иван Егорович, прости меня, пожалуйста, не верю, чтоб Виктор мог этого москвича толкнуть. У него дядя, я слышал, большой начальник. Засадили нашего Витюшку. Золотой парень, - Тулуп даже смахнул набежавшую слезу.
Иван Егорович налил еще Тулупу почти полный, себе добавил несколько грамм.
- Давай, Алексей Степанович, за сына, за Витю выпьем, чтоб все у него было хорошо. От сумы да от тюрьмы не зарекайся, так говорят у нас в России, - Захаров выпил уже до дна.
Тулуп посмотрел на пустой стакан Захарова, выдохнул воздух и мастерски в три больших глотка осушил свой. Крякнул от удовольствия, взял кусочек колбасы, стал жевать своим беззубым ртом. Помолчали. Первым нарушил тишину Тулуп.
- Мне его подружка сразу не понравилась. Виктор - душа-человек, что останется, всегда от души ешьте, пожалуйста. Сам в будку заносил, что добру пропадать. А она - нате, плебеи, остатки с барского плеча. Барыня московская, сама только вчера булку городскую покушала, а фарсу как у графини, - Тулуп презрительно махнул рукой. - И после, когда уже Витюшку посадили, приезжал на 'Волге' холеный, в галстуке, мужик, про нее спрашивал и фотографию показывал. 'Сюда, на дачу Захаровых, - спрашивал, - никогда ни с кем не приезжала?'. Нет, - отвечаем. Потому что невозможно, дача закрыта. 'Ну, - говорит, - если увидите ее, позвоните, есть телефон у вас?' Есть, - говорю ему, - в сторожке городской. Он вынул
