— Но не с послами, защищенными обычаем! Отец желает быть покровителем справедливости и закона. Тебе не стоило поступать так.
Может воин и признает за ней какое-либо право на превосходство, но это трудно заметить. Все его существо пропитано вошедшей в плоть и кровь самоуверенностью.
— Я уже пообещал, — произносит он. — Но может быть, ты, божественная, недовольна учиненным в твоем святилище беспорядком?
Она впервые улыбается:
— Нет, мне понравилась твоя решительность. Надеюсь, мое оружие не покроется позором.
— Я позабочусь об этом.
— Я тоже. Увидишь ты меня или нет — я приму участие в битве.
— Отец будет доволен мной.
— Я думаю! — она усмехается.
— По-твоему, я должен чего-то опасаться?
— Нет, — говорит богиня, и странная задумчивость скрыта в глубине ее глаз. — Ты сам это знаешь. Твоя судьба в твоих руках. И то, что не убьет тебя, то сделает сильнее.
Одинокий воин — будем называть так не только ремесло, но и склад души — чье имущество, за вычетом нестоящих мелочей, состоит лишь в копье, мече и некогда роскошном, но теперь безнадежно истрепанном плаще, сидит у костра под равнодушным сиянием россыпи звезд. Этим плащом он еще засветло накрыл с одного броска двух недостаточно юрких ящериц, и теперь, поужинав изжаренными на прутке рептилиями, этот человек ждет сна, но вместо дремоты его утомленный разум погружается в видения, более живые и яркие, чем любые сны. Пришедшие из прошлого, они часто мучительны, но явись одинокому воину сейчас Гипнос, могучий, хотя может и несуществующий бог, сын Ночи, и предложи он сейчас забрать эти видения, вместе с тяжелыми воспоминаниями — человек, пожалуй, откажется от такого избавления. Ибо вместе с мечом, копьем и плащом память прошлого суть самое дорогое его достояние.
Сейчас он видит прежнего себя, без нынешних морщин и преждевременной седины, шагающего навстречу своему будущему, с двумя копьями в руке и наброшенной на плечи шкуре пантеры. На берегу бурлящей горной реки он встречает ветхую старуху, просящую его о небольшом одолжении — просто перенести ее на другой берег. Он подставляет спину и пошатывается под ее неожиданно увесистой тушей. Он все же переносит старуху через реку и, оставив без ответа россыпи бесполезных благодарностей, бродит вдоль потока, тщетно отыскивая более существенную вещь — сорвавшуюся с левой ноги сандалию.
Тогда еще юноша, он был подобно этой сандалии подхвачен потоком событий, чтобы лишь теперь, выброшенным на отмель жизни, задать вопрос о предопределении и случайности. Какая связь была у этой неожиданно тяжелой старухи с оракулом дельфийского бога, предсказавшего правителю Иолка приход его наследственного врага обутым на одну ногу?
...Повернув голову, воин видит тех, о ком ему подсказал слух бывалого охотника. В руке незнакомца копье с обсидиановым наконечником, у ног собака, одет он тоже в старый плащ, никогда не бывший роскошным, зато явно более теплый.
Встреча у разведенного в укромном месте костра случайна.
— Присаживайся, путник, — приглашает воин. — Окажешь мне услугу, скрасив мое одиночество.
Незнакомец спокойно садится у огня. Собака ложится у него в ногах.
— Как звать тебя, гостеприимный?
— Зови попроще — бродягой. А как величать тебя?
— Величай Человеком-с-гор.
Бродяга усмехается:
— Откуда же ты идешь?
Его протянутая рука в старых шрамах — следах огня.
— Мой ответ в моем имени. А ты, разжегший огонь?
— Начало моего пути лежит в Иолке. Если идешь в Беотию, то нам будет по пути.
— Разделишь со мной трапезу, попутчик?
— Если она предложена от чистого сердца...
Человек-с-гор развязывает свой мешок. Сухой хворост подкинут в угасавший костер.
Когда восходящее солнце отбрасывает первые лучи на горные вершины, в скрытой от человеческих глаз фракийской пещере просыпается бог Арес, сын Зевса и Геры. Он поднимает еще гудящую после вчерашних событий голову, оглядывается и узнает привычные серые стены своего тайного обиталища. У его плеча тихо дышит во сне юноша, один из тех любимцев воинственного бога, которых он ненадолго, по меркам бессмертных, делает своими спутниками. Бесшумно поднявшись, бог выходит из пещеры под предрассветное небо.
Увидев свою колесницу и распряженных коней, он усмехается и спускается к горной реке, воды которой холодны как лед. Бросившись в бурлящую ледяную купель, верткий как угорь, бог выныривает намного ниже по течению, выбирается на берег и пускается в бег по хорошо знакомым горным тропам.
Прежде чем он возвращается к своей пещере, успевает пройти значительное время. Оттуда уже вьется дымок — паренек знает свои обязанности. Войдя, Арес награждает его улыбкой. Массивный кусок свинины жарится на вертеле. Присев рядом, бог пробует мясо кончиком меча. Конечно же, оно еще сыро, но, не удержавшись, он отсекает ломоть.
Тень падает от входа. Жестом остановив своего любимца, Арес продолжает сидеть. Само спокойствие с виду, на самом же деле он готов ко всему. Кто смог отыскать пещеру великого бога и тем более осмелился войти в нее? Если это человек — он умрет. Если один из бессмертных...
Арес смотрит на вошедшего — и снова погружает клинок в мясо.
— Здравствуй, брат Гермес! — говорит он.
— Здравствуй, брат Арес!
Сын Геры хлопает своего любимца по ляжке:
— Сходи-ка, засыпь ячменем ясли.
Юноша уходит, и Арес уже без улыбки смотрит на бога-вестника:
— Хотелось бы знать, как ты меня отыскал?
— В этом моя миссия — знать, где и когда искать каждого из великих богов, — приветливо улыбаясь, отвечает сын Майи.
— А кому еще известно месторасположение моей пещеры?
— Если угодно, — произносит Гермес, — эта тайна будет схоронена в душе моей.
— Мне угодно, — говорит Арес. — Быть может, разделишь трапезу?
— Нет, благодарю. А куда, позволено мне будет узнать, направляет сегодня бег своих коней великий бог войны?
— Это тоже входит в твою миссию?
— В определенном смысле — как глашатая воли Зевса.
— Что ж, узнай — в Беотию.
Бог-вестник улыбается, с прищуром вдыхая неуловимый запах сгоревшего в огне конопляного семени:
— Боюсь тебя огорчить — тебе не стоит этого делать.
— Это еще почему?
— Отец велел мне удержать тебя от поддержки владыки Орхомена.
— Ему опять угодно перенести свою милость на Фивы?
— Именно.
— И откуда же вы узнали, интересно?
— По руке! — усмехается Гермес. — Не ты ли организовал минийский набег с угоном стад?
