Забредший в тупик открывает глаза. Спокойствие возвращается к нему. Ледяная ясность мысли дает силу забыть пережитый ужас.
Рогатый хозяин Лабиринта давно не подавал голоса. Тишина.
И тогда, уронив взгляд на лежащую на ладони нить, он вдруг улыбается. И вспоминает подарившую ее. Это прекрасная жемчужина ожерелья его побед, и оракул дельфийского бога был прав, веля почтить могучую богиню любви. Хотя, вероятно, он обошелся бы и без ее помощи.
В конце концов, зачем он явился сюда? Для того чтобы совершить убийство, как это всегда делали люди власти и силы, рубя мечами излишне запутанные узлы жизни.
Поднимаясь с колен, он вдруг понимает, что совершенно утратил представление о прошедшем времени. Надо спешить.
Перешагнув через скелет, и вновь разматывая клубок, он идет к сердцу Лабиринта.
По-прежнему непроницаем мрак под куполом Зала Отчаяния, загадочна игра теней, все так же желтеет россыпь костей у стен — а на черном троне сидит Минотавр. Он спит. Длинные сильные руки свесились с подлокотников, голова склонена набок, глаза закрыты. Шаги Тесея бесшумны.
Уже поставив ногу на подножие трона и подняв меч, он испытывает странную жалость. Но это бессильное чувство. Веки чудовища вздрагивают. Тесей встречает взгляд Минотавра. Лезвие клинка входит глубоко в сердце.
Отчаянный рев разрывает тишину. Тесей успевает уклониться от удара, способного снести голову. Рукоять меча вырвана из ослабевшей ладони. Еще не успев почувствовать себя безоружным, Тесей видит, как чудовище опускается на колени. Покачнувшись, Минотавр скатывается на пол. За коротким хрипом следует долгий, жалобный, почти детский стон. Последняя судорога. Минотавр неподвижен. И мертв.
Вытирая клинок, Тесей раздумывает, не срезать ли эту пару забавных острых ушей на память о хозяине Лабиринта...
К запертым воротам и упавшей решетке он выходит усталым и опустошенным. Слабый свет еще сочится из щелей-отдушин. Еще есть время. Тесей подбирает брошенный плащ, опускается на пол и засыпает неспокойным сном, дав себе клятву забыть о своем никому не известном позоре.
Когда наступит ночь, двое переодетых юношей убьют стражу девичьих покоев. Потом они помогут освободиться остальным семи. Спрятав девушек в надежном месте, они придут сюда, к запертым воротам, чтобы убить стражей Лабиринта.
Все происходит, как было задумано. Спрятав мечи под плащами, девятеро идут к воротам Лабиринта. Их ведет Ариадна.
Услышав ее голос, стражи Лабиринта дают девятерым приблизится. Свою ошибку они понимают только тогда, когда исправить ее слишком поздно. Иначе говоря, за миг перед смертью. Стоя над телом воина в золоченом шлеме, Ариадна глядит на свою ладонь. На ней кровь, и она знает, что это кровь предательства. За нее рано или поздно придется платить — потому что платить приходится за все.
Тихо скрипит отодвигаемый засов. Улыбаясь, убийца Минотавра выходит под свет ярких звезд. Она бросается к нему.
Охваченный кольцом ее вздрагивающих рук, он чувствует падающие на грудь слезы. Девятеро ждут.
— Ну-ну, все позади, — Тесей осторожно размыкает ее объятия. — Ты лучшая из всех.
Брошены в темноту входа трупы часовых, закрыты ворота, задвинут засов.
— Нам пора. Ночь коротка, времени мало.
Еще до рассвета их корабль должен поднять свой парус. И вот они идут по улицам великой столицы. Повстречавшиеся на пути стражники отступают в сторону, услышав голос принцессы Крита.
Они не успевают уйти далеко, когда засов на воротах Лабиринта отодвигается — сам собой. Светловолосый юноша в женской головной повязке и накинутой на плечи шкуре леопарда выходит под свет звезд. Его лицо задумчиво. Впрочем, он не встревожен.
Дарящий безумие бог знает, что беглецы благополучно доберутся до побережья, и слишком поздно вышедшие в море галеры не сумеют догнать маленький корабль под черным парусом.
Утром, когда уже давно пропели третьи петухи, в подземелье спускается Атрей. На этот раз он начинает разговор, лишь дождавшись ухода часовых:
— Этой ночью умерло два десятка человек.
— Можно было ожидать, — говорит Человек-с-гор. — Но думаю, что с твоим семейством все в порядке.
— Только молнии Зевса поражают стоящих над всеми.
— Зато стрелы чумы бьют наугад. На месте правителя Элиды я бы велел сжечь трупы на кострах.
— Это уже сделано. Быть может, дашь еще какой-нибудь совет?
Человек-с-гор пожимает плечами. И поудобней устраивается на скамье, скрестив ноги:
— Еще я слышал, что в таких случаях принято приносить жертвы Аполлону и Артемиде. Но эти божества примут благосклонно лишь человеческую кровь.
— Все нужные жертвы уже принесли и без твоих советов.
— Значит, надо вопросить прорицателей о причинах гнева бога.
— Пророчества туманны.
— Послать гонца в Дельфы.
— Он уже послан. Однако до дня пророчества остается пятнадцать дней. Тебе нечего больше посоветовать?
Человек-с-гор щурится на пологий утренний луч:
— Считать трупы.
— За этот срок умрут многие.
— Значит, такова воля богов.
Атрей усмехается половиной лица:
— Тебе не жаль их?
— Богов?
— Людей! Всем известно, что ты укротил чуму в Трикке — а в чем виновен перед тобой народ Элиды?
— Я тоже ни в чем не повинен перед ним — а вот, как видишь, торчу в этой каменной могиле.
— Твое упрямство тому виной, — произносит Атрей, наблюдая за вяло ползущей по полу крысой. Ее морда измазана каплями крови.
— Если вы мудрей — уступите.
Потерявшая страх ослепшая крыса подползает к ноге Атрея. Резким ударом обутой в сапожок ноги тот отправляет ее в полет. Не достигнув цели, но уже мертвая, она встречает другой удар и снова, пролетев сквозь решетку и вертясь в воздухе, проносится мимо отпрянувшего потомка Тантала, чтобы шлепнуться в дальнем конце коридора. Атрей зло смеется:
— Вот в этом-то мы похожи! Я тоже скорей предпочту увидеть Элиду пустыней, но не уступлю. До сих пор не могу понять, кто и откуда ты, но уверен, что родом не из низких людей. В твоих жилах тоже бьется кровь богов.
Человек-с-гор грустно глядит на падающий в отдушину луч:
— Думай, что хочешь. Если эта божественная кровь зовет к преступлению, то я не в восторге от такого происхождения. К слову, говорят, твой дед был проклят богами?
— Чего только не наговорят люди!
— И что проклятье это пало на потомков?
— В таком случае, пока оно идет лишь на пользу им. Подумай еще раз, Человек-с-гор. Нашему роду
