предсказано великое будущее. Примирись с нами. Кто еще может дать тебе большее?
Человек-с-гор пожимает плечами:
— А правда, что твой отец добыл царский посох благодаря клятвопреступлению и предательству?
— Конечно нет! — Атрей смеется, но этому смеху чего-то недостает. — Элида была дарована нашему роду милостью мудрого бога Зевса!
— Расскажешь это богу Зевсу.
— Мне надоело тебя уговаривать. И знай, с этого дня никто не будет кормить тебя.
— Что могу противопоставить я силе и власти обласканных богами потомков Тантала?
— Ты не сделал выводов?
— Ступай считать мертвых.
Оставшись один, Человек-с-гор обессилено опускается на скамью — и ощущает слабый подземный толчок.
Счастливо избежав погони и миновав Гирейские скалы, корабль под черным парусом пристает на ночь к берегу острова Наксос. В густеющих сумерках его вытаскивают на берег. Оставив спутникам мелкие заботы, Тесей увлекает Ариадну вглубь острова.
— Я люблю тебя!
— Я тоже люблю тебя!
— Я хочу тебя!
— Ты так нетерпелив...
— Потому что люблю тебя!
— Но ты мог бы подождать...
На созревшую за лето траву брошен плащ. Двое глядят друг другу в глаза. Делается то, что красноречивей любых слов.
Под яркими звездами начата прекраснейшая из игр человеческих.
К постоянному одиночеству привыкаешь, как к боли в сердце. Вот уже много дней, не ведя им счета, Геракл живет в заброшенной хижине, в окрестностях Тиринфа. От прежних хозяев он унаследовал лишь стены, ветхую крышу, очаг с горкой потухшего пепла и кучу черепков глиняной посуды, разбитой, как его надежды.
Впрочем, потухший очаг всегда можно наполнить новым огнем. В вечерней тишине, под треск цикад, герой заканчивает трапезу, состоящую из изжаренного мяса и испеченных на камне дорийских лепешек, когда на пороге возникает гонец царя Эврисфея.
— А, это ты, Капрей... — дружелюбно произносит герой. — Ну, рассказывай, чего еще придумал мой братец. Будет удобней, если ты войдешь.
Глашатай остается стоять в дверях:
— Мой господин, царь Микен, Аргоса и Тиринфа, — начинает он, — повелевает тебе отправится в Немею, дабы убить льва, опустошившего этот край и земли сопредельных государств.
Пауза. Геракл кивает:
— Что ж, я хорошо понял. Завтра отправлюсь в путь. А пока... Присядь у моего огня, Капрей, и раздели мою трапезу.
Посланец Эврисфея колеблется.
— Мой господин, — решается он, наконец, — велел мне тотчас же вернуться назад по исполнении своего долга.
— Так ты уже исполнил его? — интересуется Геракл.
— Да.
— Тогда проваливай!
Гонец исчезает. Геракл остается один. Снова один.
Уже давно никто не садился у его огня.
...Звезды купола небес успевают пройти большую часть ночного пути. Ариадна, наконец, засыпает. Тесей осторожно высвобождается из объятий. И подсаживается к гаснущему костру.
Она улыбается своим снам. Его же сердце спокойно. Оно мерно бьется, подчиняясь холодному разуму привыкшего просчитывать свои шаги правителя и воина.
Он думает о предстоящем возвращении в город — свой город! — о выгодах предстоящего триумфа, последующих за ними заботах, незавершенных делах и готовых зашевелиться при первой же его ошибке врагах.
Когда же взвешены все доводы, он встает, заботливо укрывает девушку плащом и идет в сторону берега. Восточный горизонт светлеет. Он поднимает своих спутников. Наверно у многих из них на языке вертится один и тот же вопрос. Но они молчат.
Только когда ветер начинает хлопать развернувшимся парусом, этот вопрос небрежно задает Феак. Тесей устало смеется:
— Представь себе, она раскаялась в своем безумии! — он пожимает плечами. — Ей вдруг захотелось вернуться к отцу и роскоши Кносса. Она не хочет жить среди северных варваров... О да, конечно, женщины очень странные создания!
— Это желание было столь сильно?
— Мне так и не удалось переубедить ее.
Феак сочувственно качает головой. И извлекает откуда-то изящный веер:
— Наверно, она очень торопилась. Даже забыла вот эту безделушку. Очень тонкая работа. Как мне показалось, девушка очень дорожила им.
— Дай-ка мне ее!
— Изволь, — Феак подает костяной веер, украшенный изображением резвящихся голубых дельфинов.
Смеясь, Тесей протягивает руку.
Рука замирает на полпути.
На ней кровь.
...великий воин, все так же шагая во тьме, заговорил о суете и вечности; гадая о будущем, проклятый бог вновь кинул кости; во дворце бога мертвых вновь пляшет пламя светильников и льется кровь нового пира; орел Зевса расправляет крылья; бродяга в обрывках некогда роскошного плаща видит во сне рвущего цепи дракона; великий Лабиринт пуст; ветра судьбы наполняют черный парус, а золотая нить вдруг рвется в пальцах сероглазой богини...
Разбуженная холодом утренней росы, Ариадна сонно кутается в плащ. Потом, резко вскинувшись, приподнимается на локте. И оглядывается.
Солнце поднялось над горизонтом. Черны угли костра, который грел двоих. Она одна. Вскочив, Ариадна бежит вверх по склону холма и, достигнув гребня, вздрагивает, словно получив удар в сердце. Корабль под черным парусом далеко в море. Все кончено. Девушка опускается на землю.
