желание и манила, звала туда, где лишь блаженство и безмятежность, и нет давления, ломок, страха, боли и непонимания:
— Я просто устала, Алеша. Старая стала.
— Гормональная перестройка? Она пройдет.
— И вновь начнется. У тебя нет чувства, что мы кружимся в туре вальса на месте? Меняются интерьер и наши наряды, лица теряют свежесть юности, глаза наивность и блеск. И с каждым кругом нам все трудней пойти на следующий и уже не интересно и все повторяется и повторяется, словно заело запись, словно мы не двигаемся, а двигается мир вокруг не замечая, что мы не успеваем за ним. Ему нет до нас дела.
— Откуда столь глухой пессимизм? Поссорилась с мужем? Плохо чувствуешь себя? Это он? — пальцы брата погладили запястье.
Я потерлась лбом о его плечо и улыбнулась в лицо:
— Сама. Случайно. Не обращай внимания — сегодня праздник.
— Новый год? — он пытливо прищурился.
— Нет. Я не видела тебя пять дней.
И так захотелось забыться и не думать ни о чем, чувствовать лишь его тепло и внимание и отодвинуть, выкинуть из головы все ненужное, мешающее нормально жить и воспринимать жизнь.
Мы болтали и предавались совершено невинным ласкам, когда явился Олег. Я лежала на голой груди Алексея и рассказывала о своем новом проекте. Его руки перебирали мои локоны и грели плечи. Наверное, это выглядело не так невинно, как казалось нам, потому что, Олег вырос на пороге и нахмурился.
— Олежа? — встрепенулась я и встала, поправив халатик. — Что так рано? Отпустили?
Он смотрел на меня так, словно боролся с желанием ударить.
— Извини, что не предупредил, — кинул с намеком.
— А ей некого прятать в шкаф, — тихо сказал Алеша и встал.
— А вас?
— Если только вместе с вами. Это единственная претензия или будут еще?
— Масса.
— Начинайте, — взгляд Алеши говорил об обратном. Олег отвернулся и начал с непонятной злобой рассматривать смятые простыни.
Его фантазии и удивляли и оскорбляли меня. Чтобы там ни было в дни бурной юности каждого, это было за порогом нашего брака, и в нем я была верна мужу. Первые два года терпеливо объясняла это, напоминала, втолковывала, аргументировала…и притомила язык. Его мавританская ревность осталась негасимой и будила воображение, наделяя его самыми скаредными картинками из сексопатологии.
— Алеша, кофе…
— Извини, Анечка, мне еще нужно заехать домой, переодеться, сделать пару звонков.
Он поцеловал меня в щеку и шагнул в прихожую, кивнув Олегу:
— Проводите меня, пожалуйста.
Тот скорчил недовольную мину, но перечить не посмел — шагнул за ним. Алексей прикрыл дверь и вперил в него неприязненный взгляд:
— Вы не могли бы оставлять грязные намеки при себе? Вести себя, как мужчина, а не подросток с больным воображением. У Ани был тяжелейший приступ, она в отвратительном психологическом состоянии — вы хотите убить ее своим домыслами и претензиями?
— Алексей Дмитриевич, если б вы знали, как я устал от вашего вмешательства, критики и постоянного присутствия в нашей жизни. Вам не кажется, что это переходит все границы — один угрожает оскоплением, другой лежит в моей постели, а потом диктует, как мне разговаривать с женой. Может, вы еще научите меня ее удовлетворять? Покажите — как? Постоите со свечкой?
— Все сказал? — голубые глаза сузились и обдали холодом. — Если в свои годы вы не в состоянии понять и удовлетворить желание женщины, вам уже никто не поможет. Но могу предупредить — ваше замечание не столь оскорбительно, сколь омерзительно, и как нельзя лучше характеризует вашу суть. Я запомню его. И обязательно верну.
— Только не нужно угрожать, не утруждайтесь.
— Не смейте изводить Аню.
— Нет. Я ее не извожу, сам мучаюсь.
Алексей накинул пальто, поправил ворот и качнулся к зятю:
— Хотите совет? Решите эту проблему радикальным способом — уйдите. Поступите хоть раз как мужчина — оставите Аню и свои мученья. Если вы, конечно, не садо-мазохист. Второе, пожалуйста, обращайтесь в любое время, а первое — апробируйте на другом объекте. Иначе наш разговор выйдет из мирного русла, и ваша физиономия будет иметь еще более плачевное состояние, чем запястья моей сестры. Обещаю.
Диван никак не хотел задвигаться. А может, я настолько ослабла, что не могла совершить элементарное действие?
— Помоги, — попросила Олега и поняла, что зря. Тот стоял у входа в комнату и смотрел на меня, словно прикидывал, как половчее убить. Он ждал повода к излитию накопившейся желчи и длительному нудному брюзжанию. Сейчас начнет шипеть и обвинять, вываливая в грязи. Так и случилось.
— Правильно: как братик на порог — постель расправляем, как муж пришел — заправляем. А если и я захочу, отдашься на полу?
— Олег, мне было плохо…
— Со мной или с ним?
— Прекрати, ты прекрасно понимаешь о чем я.
— Понимаю. Еще ночью просветили, твой криминальный элемент. Обещал лишить мужских достоинств, а также рук, ног. Жизни. Знаешь, почему? Потому что, он решил, что мое внимание производит столь неизгладимое впечатление на твой организм. Я причина ухудшения твоего здоровья.
— Это не правда. Мы немного повздорили с мамой по дороге…
— Но виноват остался — я. Как всегда. Ты не могла бы в следующий раз внятно объяснять причину приступов, дабы не утруждать связки своего сородича, а мой слух освободить от угроз и грязи! Мне невыносим его жаргон…
— А мне невыносим ты!!
Когда я кричала последний раз? А здесь не сдержалась. Помолчала с минуту и уже тише добавила:
— Я очень устала от твоих претензий и обид. Перестань, пожалуйста, хотя бы сегодня вести себя, как избалованный ребенок. Я, как любой цивилизованный человек, хочу встретить Новый год в спокойной благожелательной атмосфере.
— Ты думаешь это возможно? В обществе твоих братьев? Нонсенс!
— Почему?
— Потому что они ненавидят меня за один факт существования! Я не удивлюсь, если они убьют меня!
— Это смешно!
— Смешно?!! А мне — нет! Я абсолютно спокойно допускаю подобную мысль. Потому что знаю их. Твой Сережа…да что далеко ходить — Алексей Дмитриевич… Или Андрей — этот тихоня, мистер кашемир. Думаешь, я не понимаю, куда он клонит?! Думаешь, не понимаю, что они хотят выкинуть меня на улицу?! Не получиться! Это и моя квартира! И на все, что здесь есть, я так же имею право!
Я не хотела слушать и залезла в недра «стенли» жалея, что это не шифоньер совдеповских времен, створкой которого можно оградиться от горящих ненавистью глаз. Начала считать до бесконечности, стараясь не обращать внимания на крики. Складывала в сумку подарки, откладывала нужные вещи.
Олег, наконец, перестал бегать и щедро делиться флюидами ненависти с окружающими предметами — ушел в ванну, а я смогла спокойно одеться и привести себя в порядок.
К его выходу я была уже готова. Он значительно успокоился, окинул меня оценивающим взглядом и расплылся в довольной улыбке:
