витамины — пригоршнями. И фиг от него отделаешься — он же настырный. Все всегда лучше меня знает. В том числе — и как детей вынашивать. Нет, в этот раз я хочу максимально оттянуть наступления этого «чудесного» момента.
— Кого ждете в этот раз?
— Жень, восемь недель! Рано еще.
— Ну, а хочешь кого?
— Знаешь, мне все равно. Тихомиров жаждет еще одну дочь — блондинку. Манька-то у нас брюнетка, вся в папеньку уродилась. Анна Николаевна, тоже, разумеется, хочет вторую внучку. Один Иван Михайлович ждет внука. Может, присоединюсь к нему, для равновесия. Хотя, — она машет рукой, — какая, к черту, разница?! От наших желаний мало что зависит. Слушай, все спросить хочу: а как Олег отреагировал на то, что у вас будет девочка?
— Ты знаешь, ему тоже все равно, похоже. Сказал только, что надеется, что дочь будет похожа на него. Ибо еще одну рыжую бестию он не выдержит.
— Ну, поздравляю!
— Все? — пересохшими губами спрашивает он.
— Да.
— Как Женя?
— Да нормально, молодцом. Орала так, что я чуть не оглохла… Эй, эй, Олег, ты что?
Он пытается что-то сказать и не может.
— Даш, — укоризненно хмурит брови Димка, — обязательно было так?..
— Вот дураки! — возмущенно пожимает плечами Дарья. — Женщина ДОЛЖНА кричать, когда рожает. Существует прямая связь между растяжением губ, когда произносятся гласные вроде «аааааа» или «ооооо», и растяжением шейки и влага…
— Даша! — уже рычит Дмитрий. — Прекрати над ним издеваться! Он же сейчас в обморок грохнется!
— Любишь кататься… — назидательно произносит Дарья. — А, ладно, что с вас взять. Сейчас, минуту подождите.
Уходит, оставив Димку и Олега одних.
— Так, Олег! Ну-ка, соберись. Не позорь меня!
— Сейчас, — шелестит тот одними губами. Выдыхает. — Сейчас, Дим.
К ним снова присоединяется Даша. И не одна.
Две пары глаз смотрят на сверток на ее руках.
— Ну, знакомься, Олег. Это твой сын.
— Как сын? — оба, хором.
— Ко мне какие претензии? Кого Женька родила…
— Но… по УЗИ же было… девочка.
Дарья пожимает плечами.
— Ну, видимо, мальчик похож на тебя и такой хорошенький, что доктор ошибся. Держи.
Олег не успевает испугаться, как у него на руках уже маленький теплый сверток. А потом он все-таки пугается. До дрожи в коленях. Но руки, кажется, сами знают, как держать это невозможное хрупкое. Невероятно дорогое. Беспомощный взгляд на Дашу.
— Да не бойся ты так! Он не сломается.
— Точно, — кивает Тихомиров, — не сломается. Я проверял.
— Можешь зайти, — Дарья кивает на дверь, — если хочешь.
— «Если хочешь», — передразнивает жену Тихомиров. — Как будто мы бы его смогли остановить, — открывает перед Олегом дверь
И с сыном на руках тот заходит внутрь.
Женя бледная. Очень бледная. Вокруг закрытых глаз — синюшные круги. Лишь волосы — по- прежнему ослепительно-яркие на белой подушке.
Он садится рядом, стараясь не смотреть на иглу, торчащую из тонкой руки, на змеи капельницы. Кажется, она спит. Пусть отдыхает. Он готов бесконечно долго сидеть и смотреть так на нее, прижимая к себе теплое маленькое тело их сына. Смотреть на свое рыжее сокровище. На одно. И на второе.
Ее ресницы дрожат, вздох, и глаза открываются.
— Привет.
— Привет.
— Как ты?
— Нормально.
— Больно было?
— Уже… все прошло.
Он осторожно меняет положение рук, и касается пальцами ее ладони.
— Теперь все хорошо?
— Да, ты же со мной.
— Не только я. Со мной еще кое-кто.
Женька слабо улыбается.
— С девочкой промашка вышла.
— Да это не важно. Главное — нас теперь трое.
Вздох.
— Я люблю тебя.
— И я люблю тебя.
Они молчат, просто глядя в глаза друг другу. Долго. Нежно. Пока завозившийся на руках Олега малыш не напоминает им, что их действительно теперь — трое.
— Дим, пойду я. Олега дождешься? Не заблудитесь, я думаю?
— Куда так торопишься?
— Женька у меня не одна. Работы куча.
— Не увлекайся очень-то!
— С какой радости раскомандовался?
— С такой. Тебе вредно много работать.
— Чего это?
— В твоем положении…
— Ой…
Смотрит на него смущенно.
— Ты знаешь?
— Знаю.
— Давно?
— Давно.
— Хм… Прости меня, Дим.
Порывисто притягивает ее к себе.
— Это ты меня прости, — шепчет ей в волосы. — Я сам виноват. Достал тебя тогда. Я исправлюсь, обещаю.
На пару минут она позволяет себе замереть в его руках, прижав голову к плечу. Потом смущенно:
— Дим, ну отпусти меня. Люди смотрят.
— Плевать.
— Давай дома…
Со вздохом разжимает руки.
— Ладно, иди уже…
И дождавшись, когда она отойдет метров на десять, кричит ей, нимало не смущаясь тем, что их слышат другие: