скамейке и изрек совершенно затасканную фразу:
– Закурить не найдется?
'Банальный хулиган что ли?', – изумился Селин.- 'Бред какой-то, не в том мужик возрасте, чтобы гоп- стопом промышлять. Да и обстановка ведь не располагает. Среди бела дня, в сквере, а не в темной подворотне, без друзей-сообщников?…'. Никита настолько опешил от вопроса седобородого, что потерял концентрацию, отпустил пистолет и начал машинально охлопывать себя по карманам в поисках сигарет, которых у него не было. И не могло быть, поскольку он никогда не курил. Справедливости ради, ошеломление почти сразу прошло, Никита спохватился и снова потянулся к оружию. Он успел дотронуться до рифленой рукояти ПМ и подумать о том, что ему элементарно дурят голову, когда… содержимое вышеупомянутой части тела, предназначенной у некоторых граждан для демонстрации причесок и ношения кепок и шляп, буквально взорвалось.
Мозг вскипел.
Естественно, что данное определение Селин подобрал гораздо позже, в то мгновение он не обладал способностью подбирать что-либо. И мыслил лишь на каком-то глубинном, подкорковом уровне, где наряду с базовыми инстинктами и безусловными рефлексами схоронились ошметки его личности. Ощущения были такими, что казалось, верхнюю часть черепной коробки спилили и непосредственно на извилины выплеснули добрую порцию расплавленной лавы. И это совсем не напоминало ментальную атаку Алниора. Впрочем, реконструкция ощущений и сравнительные выводы еще предстояли впоследствии, а в настоящий момент Никита мог лишь корчиться от боли и разевать рот в безмолвном крике.
Горячо!!!
Больно!!!
Горячо!!!
Слух, зрение, осязание, обоняние и даже сверхинтуиция полностью отключились. Окружающий мир воспринимался Никитой, вернее, останками его 'я', посредством безымянного восьмого или десятого чувства. Воспринимался исключительно как боль и жар. Внутри тела плескалась боль, а вокруг колыхалось огненное марево. И ничего больше. Разве что нечто глубинное, заменившее Селину сознание, в окружающем огненном мареве ощущало наличие одного холодного фрагмента. Точнее говоря, не холодного, а лишь не столь обжигающе горячего, как другие. Этот 'не обжигающий' фрагмент самопроизвольно переместился в сторону центра огненного марева и… вздрогнул.
И мир тоже вздрогнул.
Огненное марево всколыхнулось и осыпалось блестящим праздничным конфетти. Боль исчезла, и Селин мгновенно пришел в себя, едва ли не хватая ртом воздух, подобно поднявшемуся из морских глубин ныряльщику. И не удивительно, он ведь тоже практически вынырнул из бездны. Вынырнул… и осознал, что сидит на лавочке с пистолетом в руке, а у его ног валяется бородатый мужик. Явно мертвый, поскольку вместо головы на шее мужика наличествовало безобразное месиво из мозгов, костей и крови. Тупо переводя взор с пистолета в руке на тело бородача (назвать его седобородым язык не поворачивался – в кроваво-красной каше разглядеть седые волосы было невозможно), Никита, олицетворяя торжество законов формальной логики, допер до гениального вывода, что пристрелил супостата. Но как именно? И когда он успел снять оружие с предохранителя и передернуть затвор?…
Неизвестно, сколько бы Селин просидел с пистолетом в руке над телом убиенного мужика, но из стопора его вывел посторонний шум. Очевидно, слух заработал позже зрения, и, когда полотно тишины разрезал истошный женский визг, Никита от неожиданности подпрыгнул. Скакнул со скамейки резвым напуганным сайгаком и стал озираться.
Визг раздавался от соседней скамейки, на которой ранее гордо восседала полная крашенная блондинка с богатым экстерьером и глянцевым журналом в руках. Правда, теперь назвать положение блондинки 'гордо восседала' не рискнул бы и самый отъявленный оптимист. Она скорее распласталась ломтиком масла на дощечках скамейки и визжала, отдаваясь этому занятию, судя по перекошенному лицу, выпученным глазам и широко открытому рту, всем сердцем. Скомканный журнал валялся на земле.
Едва Никита подскочил, упитанная блондинка прекратила визжать, затряслась, словно кусок говяжьего холодца на ложке, и, закрыв лицо руками, заблажила:
– Не убивайте! Пожалуйста, только не убивайте! Что угодно, только не убивайте!
Что именно крашенная обладательница выдающихся форм подразумевала под 'что угодно', осталось загадкой. Хотя у Никиты внезапно возникло желание поинтересоваться у блондинки, насколько далеко протирается ее готовность к 'чему угодно', с этим противоестественным или, наоборот, естественным для любого гетеросексуального самца порывом он справился. Не место и не время. Ведь очевидцами инцидента с седобородым оказались минимум полтора десятка человек. И инцидент произвел на находящихся в сквере… негативное впечатление. К счастью, никто не бежал к Никите с криками: 'Ату его, ату!' и 'Держи убийцу!', но подобное развитие событий было в принципе исключено по причине отсутствия в сквере сотрудников правоохранительных органов и мужчин молодого возраста. Зато мамаши с колясками, словно по команде, едва ли не рысью бросились к выходу из сквера, а пенсионеры, бросив разговоры, разгадывание кроссвордов и шахматы, заворожено разглядывали картину 'Товарищ Селин с трупом супротивника у ног'. И, как пить дать, приметы убийцы запоминали.
Скоро и бравая милиция должна нарисоваться. Даже не беря в расчет убегающих женщин, которые непременно сообщат об убийстве проезжающему мимо наряду ППС, не стоит забывать о самом выстреле. Его эхо наверняка разнеслось по округе. Возможно, за гулом машин кто-то его и не расслышит, а кто-то не придаст постороннему шуму значения, но обязательно найдется парочка бдительных граждан, которые и звук выстрела разберут и позвонить куда надо не поленятся.
Пора рвать когти.
Встряхнувшись, будто сбрасывая оцепенение, Никита засунул пистолет обратно в пакет и покосился на ближайшую группу старушек, уставившихся на него, как дикий туземец на фейерверк. И ауры читать не надо, чтобы распознать удивление, любопытство и страх, – достаточно посмотреть на выражение физиономий и раскрытые рты. Досадуя, что нельзя заставить очевидцев забыть произошедшее – их слишком много, Селин напоследок все же попытался внушить старушкам, что убийца – человек кавказской национальности, но сделал это от безысходности. Осознавая заранее, что ситуацию не спасти. Наверняка черты его лица запомнят. Оставалось уповать на невыгодное расположение свидетелей, скоротечность инцидента (тут у Никиты имелись некоторые сомнения, поскольку какое-то время он пребывал в иллюзорном мире боли и жара и не ощущал ход времени), заурядность собственной внешности и запутывающие картину будущие показания старушек. Иначе появятся портреты некоего ничем не примечательного гражданина на досках 'Их разыскивает милиция'. А популярность Селину ни чему, у него и без того проблем хватает. Но с грядущими проблемами надо разбираться по мере их поступления, тут бы хоть скрыться для начала, дабы не усугублять положение.
Никита с сожалением мазнул взглядом по наиболее аппетитным округлостям раскорячившейся блондинки и метнулся в кусты. Метнулся… и почти сразу, через десяток шагов, наскочил на две размытые тени в странных длиннополых одеяниях. В буквальном смысле слова наскочил, врезавшись на максимальной скорости в одну из теней. С таким же успехом можно было врезаться в железобетонную конструкцию. От столкновения тень в балахоне и не шелохнулась, а Селина отшвырнуло не несколько метров. Упав на траву, Никита выразил всю полноту впечатлений от встречи с собратьями безвременно почившего товарища Алниора (не догадаться о том, кто одет в бесформенные рясы, являлось невозможным даже для такого туго соображающего типа как Селин) емким:
– Твою мать!
Однако от столь искреннего выражения эмоций на душе легче не стало. Напротив, Никита с ужасом ощутил, что у него перехватило дыхание, а время словно начинает замедляется. Прямо-таки как в ментальном поединке с Алниором. Хотя на сей раз в глаза он никому не заглядывал.
Растерянность от неожиданного столкновения длилась мгновения. Осознав, что от встречи с черноглазыми магами ждать ничего хорошего не приходится, чему весьма способствовали усиливающееся удушье и навалившаяся немочь, Никита начал сопротивляться. Первым делом он вспомнил о победе над разведчиком Лесной Ветви и попытался почерпнуть энергию в ярости, чтобы ударить ей по недругам. Безуспешно. Увы, ныне внутри него не плескалась спасительная ярость. Несмотря на чудовищную опасность, исходящую от существ в балахонах, Никита понял, что он их не ненавидит. Боится, злится на
