так расстраиваться! Все мы в руках Всевышнего! «Прах к праху», как говорится в Библии.
— Миссис Картрайт! При чем здесь чей-то прах, пусть даже и моего мужа! Чем вам Алан-то досадил? Что вы тут про него уже успели наплести со своими кумушками?
Брякнула в запале — и сама перепугалась сказанных слов, потому что ее незваная гостья покрылась красными пятнами и, издав горлом какой-то странный звук, попятилась к выходу.
— Ну, знаете, дорогая, — проговорила она уже на лестнице голосом, полным оскорбленного достоинства. — Я прощаю вам эту грубость только потому, что отношу ее на счет вашего горя, хоть на вас и нет траурных одежд, а следовало бы уже давно одеться в приличествующее платье! Заступаться за мужчину, ставшего причиной смерти вашего мужа, — это кощунственно! Более того, это подозрительно! Не знаю, как посмотрит на это город!
И, гордо вскинув голову, она отправилась домой, держа секатор, как изгоняющий дьявола священник — святой крест.
Не успела за ней захлопнуться дверь, как у Кристины подогнулись ноги, и она едва успела опуститься на подлокотник стоявшего в прихожей кресла.
И черт ее дернул нагрубить этой мегере! Она же теперь восстановит против нее весь город, а Кристина была не готова презреть кислые лица и шепоток за спиной. Она и так совершила подвиг, заступившись за Алана! Недаром миссис Картрайт так изумилась: тишайшая молодая женщина, за всю жизнь не сказавшая и десятка грубых слов, вдруг практически послала ее подальше! Есть отчего прийти в изумление!
И почему людям так интересно совать нос в чужие дела? Неужели своих проблем не хватает? Или они хотят поднять себе настроение мыслью, что соседям еще хуже?
Бедный Алан, солоно же ему придется по возвращению домой! Похоже, что стараниями миссис Картрайт его ждет здесь холодная встреча.
Кристина только мельком видела своего верного рыцаря перед тем, как уехать в аэропорт. Ее долго мучили сомнения, оставлять ли его одного, или подождать, когда тот окончательно оправится от приступа, но детектив Стоун вместе с Джерри хором убедили ее в отсутствии причин задерживаться там еще на одну ночь. При этом Стоун торжественно заверил, что с «этого чокнутого парня» сняты все подозрения, а Джерри намекнул, что она ведет себя, как курица, что является прямым нарушением их устной конвенции. И вот теперь Кристина потерянно бродила по опустевшим комнатам, подбирая с пола брошенные в спешных сборах вещи, отчего хотелось взвыть в голос. Казалось, сам дом разговаривает с ней голосом Майкла, и это было страшно. Впервые за много лет ей не к кому было броситься за утешением и защитой.
Когда боль немного утихнет и она сможет заниматься обыденными делами, первое, что придется сделать, — это сменить всю обстановку в доме. То, чем она когда-то гордилась — его кукольность и «эльфийская» изысканность, — были абсолютно неуместны на фоне произошедшей трагедии.
Сделав еще один круг по комнатам, Кристина собрала все вышитые цветочками и ангелочками подушки и забросила их на чердак. Потом туда же отправилась белоснежная кружевная скатерть из гостиной в сопровождении пары десятков фарфоровых эльфов, которых ей надарил в свое время Майкл.
Что бы такое еще спрятать с глаз подальше? Она огляделась по сторонам и с огорчением поняла, что убранные вещи не сделали дом соответствующим состоянию ее души. Отнюдь! Скорее, они, а вернее, их отсутствие, расставило новые акценты, расширив список потерь.
Хорошо было бы все-таки дождаться Алана и поговорить по душам! Только он один сможет ее понять и поддержать. Но, увы, их невинной дружбе приходит конец. Да ее просто растерзают местные ханжи во главе с миссис Картрайт, если они продолжат вот так общаться, когда ее муж был только что предан земле. Вернее, еще не предан, потому что печальный обряд будет только послезавтра, когда привезут тело.
Кристина прошлась по дому, укладывая все фотографии в рамочках, на которых был изображен Майкл, лицом вниз, потому что его улыбки на фото смотрелись ужасно на фоне предстоящих похорон.
В конце концов, прослонявшись бесцельно несколько часов по дому, она отправилась спать, предварительно проглотив таблетку снотворного из баночки, стоявшей в подвесном шкафчике в ванной комнате.
Сон долго не шел, а потом она провалилось в черное Ничто. Только уже под утро ей приснился обрывок сна, в котором Майкл охмурял какую-то девицу, а она не могла даже шагу сделать.
Алан прилетел на следующий день. Спрятавшись за шторой, Кристина наблюдала, как он вышел из машины и, вытащив из багажника огромный рюкзак, медленно побрел к своему дому. На пороге он остановился, оглянулся и долго смотрел на окно ее кухни, будто чувствуя незримое присутствие подруги. Теперь главное — постараться не встретиться с ним до похорон. Кристина до ужаса боялась предстоящего объяснения, а то, что оно будет тяжелым, не вызывало сомнений. Став в одночасье вдовой, она твердо решила не дразнить общественное мнение, и была уверена, что ее решительный друг просто так не смирится с принятым ею решением.
Но она боялась зря. Более того, разговора не понадобилось. Достаточно было мелкой детали — она пошла на кладбище рядом с миссис Картрайт, а не с ним, — и Алан все понял, принял и, похоже, простил.
С той поры они почти не виделись, только иногда пересекались в магазине или сталкивались на улице, хотя Кристина, собираясь по делам, всегда проверяла из-за занавески — пусто ли пространство перед их домами.
Целыми днями молодая женщина слонялась по комнатам, потеряв интерес к жизни, и этот резкий переход от брызжущего весельем «сумасшедшего дома» (по определению Майкла) к почти монастырскому затворничеству подкосил ее гораздо больше, чем сам факт смерти мужа.
Через пару месяцев такого существования у нее началась депрессия. Сначала ей стало лень ходить в магазин за продуктами, потом она перестала хотеть есть, потом стало болеть все тело и появилось ощущение надвигающейся смерти.
Молодая женщина начала превращаться в старуху с потухшими глазами, часами валяющуюся на кровати с давно перестилавшимся бельем.
Иногда к ней захаживала миссис Картрайт, но эти визиты только усугубляли негатив, окружавший Кристину последнее время, и она всеми правдами и неправдами постаралась избавиться от этих посещений. Впрочем, ее гостья, поняв, что получила всю возможную информацию и поживиться больше абсолютно нечем, сама потеряла интерес к общению с миссис Хендриксен.
И вот, как-то в июне, когда под вечер она валялась на постели, поджав от холода ноги, потому что было мучительно трудно дотянуться до лежавшего на кресле пледа, и разглядывала в тысяча первый раз лепнину на потолке, дверь в спальню открылась, и на пороге показался Алан собственной персоной.
Прихватив стоящий в углу стул, он обошел ее лежбище и, поставив эту изящную вещицу, купленную по случаю в антикварном магазине, рядом с Кристиной, плотно уселся на обитое бархатом сиденье, молча разглядывая впалые щеки приятельницы и отсутствующее выражение ее лица.
— Ну… и сколько это будет продолжаться? — спустя пару минут поинтересовался он.
— Чего продолжаться? — недовольно буркнула она, с трудом отводя глаза от лепнины.
— Да вот это твое безобразие! Посмотри, на кого ты стала похожа! В Гуантанамо и то таких не встретишь!
— Отстань!
— И не подумаю! Кристи, девочка, что с тобой? Разве можно себя до такого доводить?
— Слушай, ты как сюда попал?
— Вы же сами с Майклом когда-то дали мне ключ и пригласили заходить в любое время!
— Ну так вот, положи его на стол, и можешь быть свободен! Мне и без тебя тошно.
— Ну уж нет! Я долго терпел все твои закидоны, и мое терпение наконец лопнуло. Я понимаю (хотя и не одобряю) твой пиетет перед этой старой мегерой миссис Картрайт, но должен заметить, что мы не в средневековой Индии, и никто не требует, чтобы ты свела себя в могилу вслед за Майклом… Кстати, раз уж я попал к тебе в гости, то позволь по старой памяти немного похозяйничать на кухне. Что у тебя есть в холодильнике?
— Все… Ничего… Не знаю…
