Он выдержал паузу, давая мне возможность обдумать свои слова.
– То есть сарды и бенайты когда-то были едины? – удивился я, – Но они так сильно отличаются.
Как и все остальные, я привык считать, что сарды всегда символизировали зло, а бенайты были им противовесом.
Я провёл рукой по тёплому песку, просеивая его между пальцами.
– Изначально, сарды ориентировались на применение учения в нашем материальном мире, в то время как бенайты использовали свои знания исключительно в духовных целях, без какой-либо выгоды на физическом плане, – беспристрастно констатировал он.
Снова повисла пауза, и до меня начал доходить смысл сказанного.
– И это всё? – изумлённо спросил я, – В этом все отличия?
– Да, – спокойно проговорил он.
Размышляя над его словами, я уже обе ладони погрузил в песок, ощущая необычную мягкость мелких как пыль частиц.
Почувствовав моё смятение, он продолжил.
– В наши дни бенайты ничем не отличаются от сардов, поскольку сейчас всё построено на том, чтобы извлечь максимальную практическую пользу из учения. Что же касается развития боевых навыков – когда- то это было последней каплей, породившей конфликт между сардами и бенайтами. Однако, как ты видишь, даже в этом бенайты теперь сподобились им.
Сжав руки в кулаки, я позволил песку вытечь.
– Как так получилось? Неужели сарды победили? – непонимающе посмотрел я на него.
– Нет, мир изменился, – терпеливо объяснил он, – В древности тонкая связь с вселенной ощущалась куда сильнее, чем сейчас, потому при желании можно было сосредоточиться исключительно на духовной составляющей. В наши дни, эта связь оказалась размытой, поэтому бенайтам волей-неволей пришлось перестроиться.
После небольшой паузы он добавил.
– Сардам, в отличие от бенайтов, не пришлось пересматривать свои убеждения, и постепенно оба течения стали проповедовать примерно одно и то же. Однако конфликт на этом не исчерпался, получив новое развитие на государственном уровне. Исторически сарды контролировали большинство секторов, не входящих в состав Империи, и в какой-то момент в ходе их экспансивного развития возник территориальный спор.
Я несколько секунд обдумывал сказанное, пересыпая горячий песок из одной ладони в другую. Я слегка наклонился вперёд, и ветер пытался забить свисающие волосы мне в глаза.
– Так значит та война, которая была тридцать тысяч лет назад, не была идеологической? – спросил я разочарованно.
– Нет, ведь к тому времени больше не было различий между бенайтами и сардами.
Это событие всегда представлялось в учебниках истории в некотором романтическом свете, в качестве борьбы добра со злом, а теперь выходило, что это мало чем отличалось от современной войны между Хайдоном и Империей.
– В таком случае, каким образом можно было отличить сарда от бенайта?
Я попытался отвести волосы назад, проведя рукавом по лбу и избегая попадания песка в глаза, но успеха так и не добился. Следующий порыв ветра снова вернул прядь волос на место.
– Отличие было чисто формальным, и несло в себе отпечаток лояльности той или иной стороне, – ответил он, – Например, сард, который решил бы связать свою судьбу с Империей, стал бы называться бенайтом, и наоборот.
Я заметил, как в очертаниях лица моего собеседника стала проявляться ухмылка, и он добавил.
– Это немного похоже на то, как хайдонские бенайты сейчас называются рэдонцами, чтобы подчеркнуть государственность.
Сравнение сардов с рэдонцами меня немного отрезвило, разогнав остатки сонливости.
– А кто ты? – спросил я, бросив косой взгляд в его сторону, – Откуда ты всё это знаешь?
Вначале я не исключал возможности, что это был какой-то давно умерший бенайт, который неизвестно по каким причинам снился мне снова и снова. Однако его знание конъюнктуры между Хайдоном и Империей заставило меня отказаться от этой версии.
Он немного помолчал, прежде чем ответить.
– Я долго изучал историю, и у меня была возможность познакомиться с древними источниками.
Его объяснение подтолкнуло меня сменить направление вопросов.
– Почему я не могу видеть твоего лица?
Я заметил его колебания, но затем он зафиксировал свой взгляд на мне. Наконец, детали его лица начали проясняться, но сформировавшийся облик был мне незнаком.
– Я тебя знаю?
Он сдержанно засмеялся и не удостоил меня ответом.
Вспомнив предыдущие сны, я решился ещё на один вопрос.
– Ты знал моих родителей?
Похоже, на этот раз я не промахнулся. В его позе возникла некоторая напряжённость, но он, тем не менее, ответил.
– Я знал Ледрагов.
Я заинтересовался, но от меня не ускользнула едва заметная холодность в его голосе.
– Ты и Говарда знал? – задал я каверзный вопрос.
– Я знаю Виктора Белвердана, – ответил он жёстко, едва заметно ухмыльнувшись.
В моей голове возник целый шквал новых вопросов, но суровость в его взгляде быстро остудила меня. Некоторое время я пытался сконцентрироваться на наиболее важной теме.
– Почему ты оказываешься в моих снах?
Он посмотрел на меня с мягкой иронией и проговорил:
– Хотел узнать тебя получше.
Это, очевидно, какая-то провокация. Чего он добивается?
– Зачем? – коротко поинтересовался я.
Не похоже на то, что он собирается распространяться на эту тему дальше. Молчание стало затягиваться, и я демонстративно отвернулся.
Солнце приятно грело спину. Я стал оттряхивать руки от песка, готовясь встать и пойти дальше.
– Насколько хорошее у тебя взаимопонимание с Виктором? – спросил он неожиданно.
Вопрос застал меня врасплох, и я так и застыл на середине.
– Почему ты спрашиваешь? – хмуро осведомился я.
Он продолжал смотреть на меня с той же иронией, пока мне стало некомфортно под его взглядом. Я всмотрелся в горизонт, и заметил, что на небе не осталось ни единого облачка.
Я не горел желанием говорить с ним на эту тему, но в воздухе витала мучавшая меня недосказанность.
– У меня с ним немного разные взгляды, – нехотя признался я.
В следующую секунду я снова поймал мгновение тишины, нарушаемое лишь звуком ветра.
– И как давно?
Его вопрос резанул по моему сознанию, заставляя снова сконцентрироваться на ответе.
– С тех самых пор, как начал с ним работать, – пришлось мне конкретизировать.
Снова возникло острое чувство недосказанности, которое рвалось наружу.
– Почти полтора тарса, – уточнил я.
Мне стало казаться, что мой сон начал расплываться, теряя определённую чёткость.
– Почему так недолго? – услышал я новый вопрос.
Мне больше не хотелось отвечать, да и невозможно было дать на него быстрый ответ, но я сам не заметил, как стал рассказывать кое-какие подробности.
Проснулся я не в очень хорошем расположении духа, с ощущением того, что меня каким-то образом использовали. Несмотря на это, сон не был лишён определённой притягательности.
К следующей ночи я решил настроиться более серьёзно и попытаться повлиять хотя бы на
