провел в Русе и почти сутки не выходил из гостиницы, заперевшись в номере и не сводя глаз с дверного замка. Так как за это время никто не являлся к нему, не спрашивал, кто он такой и зачем приехал, он приободрился, походил по улицам, спустился к пристани. Но тревожное чувство, будто каждый встречный подозрительно смотрит на него, не проходило. Он взял билет в Варну. В спальном вагоне вскрыл двойное дно своего чемоданчика, вынул фальшивый болгарский паспорт и сжег иностранные документы.
В Варне он провел два дня. По-прежнему никто его ни о чем не опрашивал. Настроение его повысилось, он поехал в Бургас, уже почти убежденный, что поездка окончится успешно.
Конечно, полностью преодолеть страх было невозможно. Он прекрасно учитывал подстерегающие его опасности, но надежда избежать их постепенно возрастала. А если провалится…
Страхи его были не напрасны, ему было чего бояться. Сын богатого кулака-мельника, Красновский учился когда-то в военной гимназии, потом в офицерском училище. В годы войны, обуреваемый лютой ненавистью к партизанам, он добровольно записался в жандармский отряд. Здесь незаметный до тех пор подпоручик быстро отличился: на его совести лежало несколько жизней народных борцов и немало сожженных дотла домов. Красновский не удовлетворялся тем, что приказывал подчиненным убивать и поджигать, он сам поджигал и убивал. Это стало его страстью.
Последние месяцы войны, убежав из Софии вместе с немцами, он прожил в Вене, оттуда переехал в Западную Германию, затем в Италию и наконец очутился в разведывательном центре «Юго-восток».
После победы в Болгарии народного восстания 9 сентября 1944 года Красновский был осужден на смерть. Он старался не вспоминать о приговоре, но мысль его постоянно возвращалась к этому. Две недели назад полковник Диксон ловко использовал его страх. Впрочем, Красновский и без угроз согласился бы на поездку. Шеф щедро оплачивал такие поручения. В конце концов, надо же на что-то существовать!
Через час он опять подошел к той же газетной будке. Теперь он был без кепки, но надел поверх костюма плащ.
Он купил пачку папирос, медленно положил их в карман и будто случайно произнес:
— Погода сегодня хорошая.
— Да, хорошая, — подтвердил продавец. — Весна!
— Но погода может испортиться.
— А вы посмотрите на Витошу. Так вернее всего можно предсказать погоду.
Продавец в парусиновой куртке высунул голову в оконце, оглянулся направо и налево и прибавил:
— Говорите, живей!
— Где и когда нам встретиться?
— Пройдите здесь вечером точно в шесть часов и идите вслед за мной.
Красновский отошел от будки и исчез в толпе.
В шесть вечера газетный продавец и Красновский вошли во двор. Продавец шел впереди, прихрамывая на правую ногу.
Двор был крайний, по этой стороне улицы больше домов не было. За ним начиналось широкое зеленое поле. Домик, куда они вошли, был маленький, покрытый розоватой штукатуркой, местами осыпавшейся. Но комната была удобная и обставлена со вкусом: двойная кровать, платяной шкаф, у окна — большой стол, против кровати — книжный шкаф и возле него — узенькая дверца в стене.
Красновский оставил чемоданчик на столе и только тогда внимательно оглядел человека, который привел его сюда. Полное румяное лицо его было гладко выбрито. Широкие брови прикрывали серые, беспокойные глаза.
Он протянул руку и представился:
— Раденков.
Оба уселись у стола.
— Значит, вы оттуда приехали? — спросил Раденков.
— Да.
— Наверное, будем вместе работать?
— Да, некоторое время.
— Непременно нужно было… — начал Раденков.
— Что такое?
— Нужно было восстановить связь со мной.
Красновскому знакома была сеть, в которую входил этот человек, сидевший перед ним. Он постарался дать такой ответ, чтобы у собеседника не оставалось сомнений относительно его личности.
— Мне кажется, — сказал он, — вы обеспокоены, исчезновением Краева?
Перед отъездом из центра Красновский узнал, что Краев был убит при попытке перейти границу и что вследствие его смерти Димитр Раденков остался не раскрыт.
Раденков промолчал, а Красновский загадочно добавил:
— Он, может быть, больше уже и не появится.
— Неужели он?.. — В глазах Раденкова мелькнул страх.
— Нет, он не раскрыт. Будь он раскрыт, я бы не связался с вами. Он пока что… по ту сторону, — спокойно солгал Красновский.
— А в чем моя задача?
— Пока что только одна: квартира и радиопередатчик. Впрочем, вам ведь главным образом за это и платили.
Раденков слегка улыбнулся. Его начало раздражать открытое стремление Красновского держать себя с ним свысока.
— Это мне хорошо известно, — заметил он.
Раденков разговаривал медленно и уверенно; он не считал себя новичком в своем деле и давал понять, что знает себе цену.
Взгляд Красновского скользнул по комнате и остановился на кровати у стены.
— Может быть, здесь? — слегка неуверенно спросил он.
— А почему бы и нет? — Раденков поднялся. — Сейчас я вам покажу.
Они вернулись в переднюю, через которую прошли. Оттуда витая лестница вела на чердак.
Раденков открыл одну из дверей, они вошли в кухню. Красновский внимательно осмотрел ее. Рядом с плитой было две небольшие двери. Одна вела в обыкновенный, очень низкий чулан.
— А эта дверь? — спросил Красновский. Раденков открыл ее, Красновский прошел за ним. Они опять оказались в спальне.
— О-го! — усмехнулся Красновский. — Это недурно. Можно кругом ходить. Но я не вижу…
Опять они вышли в переднюю, Раденков повернул выключатель и пошел по витой лестнице. Гость следовал за ним.
Через полчаса они опять сидели за столом в спальне. Раденков сохранял прежнее спокойствие. У Красновского лицо порозовело от волнения.
— Да, место более чем надежное!
Хозяин молча кивнул.
— А радиопередатчик в исправности?
— Думаю, что да. Надо только сменить батареи. Завтра я принесу новые. Сам аппарат давно уже здесь.
Красновский обрадовался: скоро он свяжется с «Юго-востоком». И тут же пронеслось тревожно: «А если нас накроют?»
Он провел носовым платком по пересохшим губам.
— Не было ли у вас до сих пор неприятностей с властями?
— Нет, — решительно произнес Раденков.
— Обыски? Допросы?
— Нет!
— Не замечали ли вы слежки за собою?
— Никогда. Оттого я так спокойно привел вас сюда.
— У вас связь была только по одной линии, неправда ли?
