— Готово! Можно выносить!
Никита выскочил на улицу, отодвинул с лица марлевую маску. Вдохнул прохладный осенний воздух, прислонился к стене.
— Ох, какие мы нежные! — хлопнул его по плечу, Юрка. — Зачем на врача учишься? В анатомичку ходил? Ничего! Привыкнешь!
Мужчины вынесли гроб. Надежда Ивановна шагнула навстречу, но Антон Борисович ее остановил. — В машину занесут!
Раскрыли заднюю дверцу автобуса. Гроб легко вкатился в салон. Поставили венки, цветы. Маша взяла женщину под руку.
— Надежда Ивановна, пойдемте!
Женщина замерла. Будто ее и нет рядом. Все командуют, никто у нее ничего не спрашивает? А ведь все это касается только ее. Она одна здесь главная. Надя оттолкнула Машу. — Я сама! Не трогайте! — крупными шагами, на прямых ногах пошла к машине.
— Она не в себе, разве не видите, помогите, она не сможет подняться! — прошептала Галина.
— Юра! — обернулся врач к парню. Тот кивнул головой, догнал женщину. Коснувшись, ощутил, как все ее тело содрогается. — Не торопитесь! — взял за локоть, помогая влезть в машину. Очутившись в салоне, Надежда склонилась над гробом, стоящим на табуретках. Кто-то, подставил стул, она села, не сводя глаз с белого тюлевого покрывала, закрывающего лицо.
— Он задохнется! — громко произнесла Надя, и откинула тюлевое покрывало. — Дыши! Родной! Потерпи! Недолго осталось! Папа, дедушка с бабушкой встретят, позаботятся о тебе!
Галя, села на сиденье, расправила подол юбки, вздохнула, покачала головой. Машина быстро наполнилась людьми. Автобус вырулил на дорожку, поехал к воротам больницы.
— С богом! — шепнула Галина. Скорей бы все закончилось! С ума сойти можно!
Надежда Ивановна положила ладони на холодный лоб сына. У Галины мурашки пробежали по спине. Она не видит, его ужасного обгоревшего лица. Господи! За что такое! Ей горе! Мне беда! Кто нас проклял! Отвернулась к окну. Черный Мерседес следует за автобусом. Все-таки, приехал! Галина обвела взглядом, расположившихся по бокам, людей. Вот и Андрей, и следователь, Нина с матерью. Томка, в Мерседесе? Королева! Галя скривила рот, подавляя злую усмешку. Перед законом все равны! Твой, тоже мерзнет на нарах. Еще неизвестно, сможет ли Вадька его откупить. До суда дойдет, некогда станет красоту по салонам наводить. И бархатные платья придется снять. Она снова обвела взглядом, присутствующих. Наташки нет! Бабка и Люба здесь, а ее нет. Не пустили!? Зря! Девчонка должна попрощаться!
— Как вчера, после укола заснула, так и спит! Не решились будить, вдруг опять плохо ей станет! — наклонившись к Галине, прошептала Варвара Михайловна, словно угадав мысли Галины. — Я и Любу не хотела пускать! Сердце у нее слабое!
Галина Семеновна отвернулась от старушки, поправила на голове черный платок. Мне своих забот хватает!
Автобус затормозил у решетчатой ограды городского кладбища.
— Пойдем! — коснулась Галя локтя Надежды Ивановны.
— Куда? — обернулась к ней Надя. — Куда приехали?
— На кладбище! — лицо Надежды вызвало у Гали, искреннюю жалость. Не понимает, куда приехали. — Выходим! — взяла под руку подругу. Георгий Львович подхватил женщину с другой стороны, и они вместе помогли ей спуститься с машины.
Мужчины вытащили гроб, установили на подставке под навесом. Из двери, небольшой старенькой церкви вышел священник в черном одеянии.
Следуя за автобусом, Вадим Евгеньевич снова и снова повторяет, не глядя не жену.
— Нам не надо присутствовать на похоронах! Как ты не хочешь понять! Наш сын обвиняется в убийстве.
— Мне все равно! Я останусь, даже если она прогонит! Мы вместе выросли!
— Не хочу, чтобы она догадалась о моей финансовой помощи!
— Ее мысли заняты сыном! Возможно, позже, она нам предъявит претензии, может быть, проклянет, но не сегодня.
Мерседес остановился у ворот. Тамара вышла из машины, остановилась возле забора, не решаясь подойти ближе. Вадим встал у противоположной стены.
Монотонный, голос, произносящий слова заупокойной молитвы, не доходит до сознания Надежды Ивановны. Она стоит у изголовья, не отводя глаз от лица сына. Ее не пугает, обуглившаяся кожа, побелевшая, после стараний патологоанатома, и печати смерти. Остатки светлых волос, прилипли ко лбу. Сын неузнаваем! Но она знает, это Сережа!
— Аминь! — донеслось до ее ушей. — Прощайтесь!
— Прощайся! — шепнула ей на ухо Галина.
— Уже! Сейчас унесут! — Надя вздрогнула, невидящими глазами поглядела по сторонам. Потом наклонилась, поцеловала сына в лоб, ощутив холод окоченевшего тела и грубой бумаги. Молитву положили! Поняла она. Провела руками ото лба, до подбородка, коснулась щек. Тело женщины все ниже склоняется над гробом. Концы черного платка, упали на лицо покойника. Ее щека коснулась его лица. Ноги онемели, согнулись в коленях.
— Уведите ее! — повернулся к толпе, священник. — Она упадет, разве не видите!?
Андрей и Георгий Львович подхватили Надежду под руки, отвели от гроба.
— Идти можете? — наклонился к ее лицу, главврач.
— Только постою немного! — понял по движению губ, Георгий Львович.
Глаза Надежды неотрывно следят за происходящим, стараясь запечатлеть в памяти. Подняли гроб, понесли. Люди двинулись следом. Она выпрямила спину, медленно пошла по узкой дорожке.
— Держи ее! — шепнул Андрею Георгий Львович. — Откуда только силы взяла! — они догнали женщину, взяли под руки.
К Митеньке идут! Надя бросилась к открытой могиле. — Митя! Принимай сына!
В наступившей тишине, хрип, вырвавшийся из ее рта, прозвучал, как гром. Анестезиолог, Миша, сжал в кармане, листки, с заготовленным текстом. — Не могу! Хоть убейте! — прошептал, наклонившись к Георгию Львовичу.
Гроб закачался на ремнях, медленно опустился в яму.
— Стойте! — оглушил всех пронзительный, голос. — Как вы могли! Я же не простилась! Сереженька, родной! Они ушли без меня, не разбудили! Прости, меня, миленький мой! Прости!
Наташу невозможно узнать. Из-под плаща, видна ночная рубашка, домашние тапочки надеты на босу ногу. По плечам распущены нечесаные волосы. Лицо распухло от слез.
— Я с тобой! — она подбежала к краю могилы. Тапочки, на ее ногах скользнули по сырой насыпи. Взмахнув руками, как крыльями, девушка чуть не упала в яму. Георгий Львович успел ее подхватить.
— Отпустите! Я хочу к нему! Дайте мне хоть взглянуть на него в последний раз!
— Наташенька! Доченька! Посмотри на меня! — Люба взяла в руки холодные ладони дочери. — Успокойся! Я с тобой! Ему никто уже не нужен! Я без тебя не смогу жить!
— Почему вы без меня ушли? Как вы могли! Вы жестокие, злые! Вы хотите моей смерти!
Надежда бросила горсть земли.
— Прощай сынок! Спи спокойно!
Наташа разжала пальцы матери, оцарапав ее до крови, бросилась ко рву. — Сережа! Подождите! Пустите! Не хочу жить! — девушка, яростно вырывается из рук, словно цепями, сдавивших ее. — А, а, а! Ненавижу вас всех! Ненавижу! Отпустите!
Толпа людей оттащили Наташу от могилы. Варвара Михайловна сжала голову внучки в ладонях. — Деточка, Наташенька! Да, что, же, это такое! Помогите!
Георгий Львович, завернул рукав плаща на руке девушки, вколол шприц с успокаивающим лекарством.
Влажный холмик, украсили венки. Улыбается молодое лицо на портрете, обрамленном черной рамкой. Надежда Ивановна застыла у могилки. Вот и все! Его больше нет! Будто и не было.
— Наденька, столы для поминок накрыли в больнице. Поедем! Уже все разошлись! Наташу с мамой и
