переживет! И Сережка ее красавец был Я на него, не раз заглядывала, а он Наташку полюбил.
— Как ты думаешь, у них что-нибудь было? — засветились от любопытства, глаза Лены.
— Конечно, было! А то чего, она в могилу лезть за ним хотела! — хитро сощурилась, Аня.
— Значит, кандидат к нам в реанимацию, с токсическим отравлением! — подняла кверху палец, Зина.
— Не дай, Бог! Что ты, каркаешь! — хлопнула ее по плечу, Маша.
— Да! Хорошенькое происшествие для нашего маленького города! — вздохнула Анна. — Уже по «Времени» передали. Откуда только узнали!?
— Местные газетчики настучали! Гонорар за горячие новости получили. На чужом несчастье деньги заработали! — застучала посудой, Зина.
— Нашли сенсацию! Ладно, девчонки, убираем посуду, и домой! — махнула рукой на подружек, Маша. — Жутко устала! Надо к Надежде Ивановне зайти!
— Не ходи сегодня! Ей сейчас не до тебя! — поправила фартук на животе, Зина.
— А вдруг, она с собой что-нибудь сделает? — вздохнула, Лена.
— Не сделает! Уверена! — Маша сняла скатерть со стола. — Зина права, сегодня не пойду.
Девчонки вынесли посуду, оглядели стоящий посреди, зала, стол.
— Завтра мужики уберут! — Зина щелкнула включателем, громко хлопнула дверью.
— Бедная тетя Надя! Когда выйдет на работу?
— Полагается три дня отгула! — произнесла в тишине коридора, Лена. — У меня сегодня ночное дежурство! Завалюсь спать в ординаторской!
Тамара поглядывает украдкой, на мужа, ловко поворачивающего руль.
— Завтра пойду к следователю! — не глядя на жену, произнес, Вадим. — Надо Володьку вытаскивать!
— Деньги предложи! Может быть, под залог домой отпустят. Он сознался?
— Сознался, сознался! — передразнил Вадим. — В чем ему сознаваться? Надо отказываться! Ничего не знаю, не видел, не убивал! А он разнюнился! Мишка в слезы и все рассказал. Толик вчера читал показания.
— Свидание просил? Как он там, голодный, наверное!
— Сам виноват! — покрутил головой Вадим. — Нашел компанию!
— Отпустят, в деревню с матерью отправлю. Там у нас дом пустой.
— Не надейся! Не отпустят! — Вадим, поглядел на жену. — После суда, возможно! Если удастся условное наказание выхлопотать! — он устремил глаза на дорогу. Потратил сегодня день впустую. Вечером тоже не удастся уйти. Сиди, гляди на эту толстую корову.
Андрей поглядел на красное лицо жены, похрапывающей на диване. Напилась! Горе у нее! Будто у людей все гладко! Кольку надо выручать! Вадим обещал! Но, в первую очередь, станет Володьку спасать. До Кольки ему дела нет. Завтра надо тренера попросить характеристику написать Николаю. В институт сходить надо! Пусть тоже напишут. Может на поруки?
Он взял телефон, вышел в коридор, набрал номер. Долгие, гудки, один другой. Положил трубку. Никто не берет! Заснули? Вернулся в комнату, посмотрел на часы. Одиннадцать! Завтра к Любаше зайду. Не повезло женщине! Мужа потеряла. Сын в тюрьму угодил, дочь на грани помешательства. И у самой больное сердце.
Прошел в спальню, сел, медленно стянул брюки, бросил на спинку кровати, рубашку. Откинул одеяло, лег. Неуютно стало в квартире. Совсем недавно, жизнь била ключом. Словно проклял кто! Повернулся на бок, прислушался к храпу жены, доносящемуся из соседней комнаты, подложил ладонь под щеку, как в детстве, закрыл глаза. Хорошо бы стать ребенком, хоть на время, пока все неприятности и беды утрясутся. Представил лицо матери. Голубой халатик, русые волосы, связанные на затылке в пучок. Улыбнулся, засыпая.
Галина застонала. Открыла глаза. Невыносимо болит голова! Сжала виски руками. Вчера напилась на поминках! Заснула на диване. На столе лист бумаги. «Завтрак на кухне. Буду не скоро. Попытаюсь добиться свидания с Колькой». Прочла Галя. Господи! Колька! На работу сегодня не вышла. Прокрутила на диске знакомый номер.
— Георгий Львович!
— Отдыхайте! — услышала в ответ. — Намучились с похоронами. Подруге передайте, выйдет, когда сможет!
— Спасибо!
Она вспомнила вчерашний день! Вела себя безобразно! В голове гудит! Руки трясутся! Надька жива, иль нет? Долго прислушивается к долгим гудкам в трубке телефона. Не берет трубку, зараза! — А, чтоб, ты сдохла! — заикаясь, произнесла женщина, с трудом поворачивая язык во рту. Вышла на кухню, налила в чашку чай, обжигаясь, отпила несколько глотков. Прошла в комнату, легла на диван, и заснула.
Часть 2.
Глава 23.
Надежда открыла глаза. Яркий дневной свет освещает комнату. Шторы не закрыла! Спала не раздеваясь. Расстегнула пуговицы на жакете, сняла, отбросила на стул. Потянула ворот платья. — Надо привыкать жить одной! — вздохнула женщина. Вставать по утрам, умываться, пить чай, завтракать. Одеваться, ходить на работу. Готовить обеды. Приходить с работы, ужинать, ложиться спать! Как все! — Как все! — повторила громко. — Зачем мне все это! Зачем! — упала лицом в подушку и заплакала. Рыдания все громче и громче. Перехватило дыхание, поднялась, тяжело задышала. Вот, сейчас сердце остановится, и все, наступит тишина и темнота. Хорошо бы, пронеслось в голове. Все осточертело! Свет дневной, квартира, осень, зима, лето. Ничего не хочу! Все тело сотрясается в ознобе. — Я даже умереть не могу! — крикнула женщина. Вышла на кухню, наполнила чайник водой, поставила на плиту, зажгла газ. Глаза остановились на кранах плиты. Включить все горелки! Патологоанатом напишет: отравление газом! Галка обрадуется, Тамарка. Сыновей их отпустят из милиции. Всем выгодна моя смерть! Села на табуретку. — Не дождетесь! — она вздрогнула, испугавшись своего голоса. Я должна отомстить! Для этого должна жить! Встала, ополоснула белый фарфоровый чайник, насыпала заварки, залила кипятком. Открыла холодильник. Один бублик на тарелке. Разломила, налила чаю в чашку, поднесла ко рту, откусила размокшую сдобу, разжевала, глотнула горячий чай. Жидкость потекла по гортани, наполнила пустой желудок, согрела внутренности. Отпила еще, уже с наслаждением, почувствовала вкус крепкого чая. Куда теперь? На кладбище! Надела жакет, туфли, щелкнула замком. Ступила на ступеньку, ощутив резкую боль в колене. Как у старухи, суставы болят. Правильно говорят, все болезни от нервов. Медленно спустилась по лестнице, толкнув дверь подъезда, остановилась, перевела дыхание. Словно после тяжелой проделанной работы. Набрала воздух в грудь, сделала шаг и пошла по тротуару. Высокая, прямая, гордая. Ветер треплет подол черной юбки, Голова повязана черным платком. Сухие воспаленные глаза глядят перед собой. Боль, тоска, скорбь застыли в них. Каждый, взглянув на нее, чувствует себя виновником ее горя. Старается поскорее пройти мимо. Она не слышит, как вслед ей произносятся слова. Помешанная! После похорон совсем спятила! Ходит по городу, словно проклятие! Одной дорогой, от дома до кладбища и обратно.
Надя прошла аллею, остановилась, оправила юбку и села на ворох листьев, густо усыпавших
