И все 12 с выступа упали… 7
Завыл набат, и старый барабанщик Ударил палками в тугую кожу: «Вставайте, сумасшедшие пришельцы, И улетайте, если вы крылаты!..» Заплакала красавица в окне, Бросавшая всю ночь поэтам розы, И в честь которой тут же на воротах Был вырезан прекраснейший сонет (И приблизительно на сотне языков). Мальчишки прибежали сообщить: Солдаты, будто, встали на привал И раздают им пищу кашевары, Что злится бравый унтер-офицер За то, что город все еще в тумане (Быть может, это ядовитый газ, Быть может, это чумные бациллы), Что сведений еще не поступило Об этих взбунтовавшихся нахалах… 8
Часы молчали и туман густел, Мостил пластами стынущую площадь, Как плющ вился у статуи Мадонны, Но долго голова ее сияла, Сусальную теряя позолоту, И в первый раз глаза приоткрывались С тех пор, как город был спасен от мора… И барабанщик вдруг вздохнул и сел На серую истертую ступеньку, Красавица задумалась, бледнея, А девочка, что грезила крылом, Сказала вдруг печально и спокойно: «Я это где-то, кажется, читала. Но там стелился не туман, а розы, И там заснула я, а не поэты…» Но тут, рукой схватившись за предплечье, Она вздохнула, странно улыбаясь, И посмотрела радостно вокруг: Кряхтел, не понимая, барабанщик, Почесывая согнутую спину, И тут же деревянную ступню Свою увидел, бережно стоящей На воздухе, в аршине от земли… Апостолы внизу благословляли Поэтов из-под раскрашенных обломков И с ними шел, сияя, часовщик, Как будто что-то изобрел еще, Вернувшись этой ночью из могилы… Палило солнце, били барабаны, Средневековый мост прошли солдаты И надпись им указывала путь: «Здесь город N», но нету больше N… Внизу луга с нескошенной травою, Солдаты рвут высокие ромашки И машинально каски украшают. И по росе легчайшие следы, Как будто бы невольно в сотнях мест Росу крылом задели и смахнули… Июль 1934. Stadt-Selnitz Алла Головина
Вступление не написано, но должно было бы быть написанным в таком роде: в «то лето поэты широко оповещали смятенное мирное (коренное) население всех государств о своем голодном походе или марше. Поэты грозили настоящей войной, но правительства, уверенные в их безоружности, предлагают людям не волноваться и верить в благополучный исход неожиданного мятежа. И все же в провинции первых отрядов поджидали со страхом и неуверенностью». А. Г.
ПОСЛЕСЛОВИЕ. ПИСЬМА ИЗ БРЮССЕЛЯ
Письмо первое
Осенью 1961 года я, случайно, узнала, что в нашем «богоспасаемом граде» Брюсселе открылся Русский книжный магазин. В тот же день, после работы, поехала посмотреть на такое чудо! Захожу и вижу молодого человека, укладывающего книги в ящики.
«Здравствуйте — вы переезжаете?» «Нет — мы закрываемся». «Как?! Почему?!» Оказалось, что магазин открывался несколько месяцев тому назад, что открыла его русская дама, что он заведует магазином, что покупателей почти нет и вот — «мы закрываемся». Я прошла вдоль полок, на которых еще остались книги, — и отобрала несколько. Все унести я не могла и вернулась за оставшимися на другой день.
Когда заведующий заворачивал мне книги — он приложил к ним карточку с фамилией хозяйки и
