ВВЕДЕНИЕ В ОБЪЕКТИВНЫЙ НАЦИОНАЛИЗМ (ЧАСТЬ III)

коренные индейские кочевые племена, результатом чего стало истре­бительное столкновение между этими двумя расовыми культурами общественного сознания.

Буржуазное общественное сознание, развиваясь при демократи­ческих свободах, в конечном итоге, не только не отрицает войн, завоеваний сильного слабым, но на определённом этапе экономи­ческого развития государства прямо провоцирует их. Однако завоевания ему нужны не для сбора дани, как было при феодальных и полуфеодальных режимах. А только для установления господства своей экономической системы, своего национального порядка, при котором обеспечивается максимально возможная прибыль для своих промышленно-финансовых, торговых структур, которые не могут развиваться без изменения формы экономического и социального порядка не только внутри самого буржуазного общества, но и в окружающем мире. В отличие от христианско-феодального народного общественного сознания, буржуазное национальное общественное сознание не выносит замкнутости пространства, оно нацелено на экспансию, на освоение и преобразование девственного или созданного отсталыми народами хаоса под свои созидательные или иные задачи. И это обуславливает глобальную конфронтацию различных расовых типов общественной организации, которая то вспыхивает, то временно затихает на протяжении всей истории распространения по миру экономических, политических интересов рыночного капитализма.

II. Политический антагонизм Севера и Юга - отражение антагонизма промышленного и коммерческого интересов

Два главных интереса движут современным буржуазным обществом: коммерческий и промышленный. Промышленный интерес зародился и развился в средней полосе Европы и есть в чистом виде порождение североевропейского общественного сознания, белой европейской культуры. Он изначально развивался не только без участия чужеродных цивилизационных традиций, влияний, но более того, в борении с чужеродными влияниями, культурами и в первую очередь с христианской культурой и еврейским торгово-спекулятивным, финансово-ростовщическим паразитизмом. Коммерческий же интерес, интерес торгашеский и ростовщический, проявился ещё в древнем Вавилоне, он глубоко укоренился почти во всех древних южных цивилизаций, в сознании всех южных народов, пропитал собою весь их менталитет, всю мотивацию их поступков и устремлений.

Коммерческий и промышленный интересы не вышагивают дружелюбно, рука об руку, - наоборот, весь динамизм развития современного буржуазно-капиталистического общества обусловлен их глубинным антагонизмом, взаимной, внешне прикрытой конституционными отношениями политической ненавистью, ни на день не ослабляемой борьбой, стремлением одного поработить другой, заставить служить собственному видению мира и идейных ценностей. Они, как сиамские близнецы, не могут существовать один без другого, но ведут идеологическую, политическую борьбу повсюду, всегда и везде с самого зарождения промышленного экономического интереса.

Современное буржуазно-капиталистическое общество появилось вместе с промышленным интересом, в северной части Европы. Оно есть “продукт” духовного развития Севера, хотя его политические системы - демократия и парламентаризм - созданы на основе древних южно-европейских традиций белой расы, наибольшее развитие получивших в Древней Греции и в Древнем Риме. Христианство с самого начала было врагом этих представительных систем власти; обосновывая феодализм, оно несло в себе архаичное семитское мировоззрение, оказавшееся чуждым промышленному творчеству и рациональному познанию вообще.

К.Маркс, который догадался, что промышленный и коммерческий интересы являются движителями современного буржуазного общества и государства, не осознал, не понял того, что движут буржуазным обществом и государством не сами по себе эти два интереса, но их непримиримая диалектическая борьба. Эта борьба, собственно, и создаёт буржуазное государство, его внутреннюю и внешнюю политику, его конституцию, его идеологические и силовые структуры. Коммунизм, как прямое наследие марксизма, по политической сути стал попыткой изнутри разрушить национальную организацию общества, внести в него раскол, создав идеологию тотальной борьбы классов внутри единого национально-промышленного интереса, ставшую обоснованием мифов об их бескомпромиссном антагонизме. Эта идеология выбила ряд европейских государств из рыночного промышленного развития, в конечном итоге, закрепила позиции мирового коммерческого капитализма, вероятно, вопреки её разработчикам.

Потому что промышленный интерес не может нормально развиваться без быстрого оборота капитала, без противоборства с коммерческим. То есть промышленное производство теряет способность к непрерывному совершенствованию и воспроизводству без развитого коммерческого интереса, который на первом этапе буржуазных революций идёт в авангарде борьбы за само буржуазное общество, обеспечивает ему первые решительные победы над феодализмом и его пережитками. Именно коммерческий интерес “расчищает площадку”, на которой начинает строиться новое буржуазное общество, и оказывается в процессе буржуазной революции у контроля над властью нарождающегося буржуазного государства. Но, захватив практически полный политический контроль над представительной властью, он из двигателя преобразования отношений собственности во всё большей мере превращается в препятствие для завершения и углубления таких преобразований, стремится остановить дальнейшее политическое развитие революции, затормозить демократические преобразования, установить иерархию власти, конституцию, которые выгодны только ему, дабы обеспечить себе господство над разрушенной промышленностью, пока она ещё не оправилась, не набрала силу, не осознала свой политический интерес, как интерес уже вполне буржуазный. И здесь коммерческому интересу оказалась как нельзя более кстати идеология классовой борьбы между рабочим классом и промышленными предпринимателями, собственниками производства! Особенно в конце ХIХ-го и в ХХ-ом столетии, когда промышленный интерес стал достаточно сильным, чтобы бросить вызов мировым коммерческим интересам. Пока промышленные предприниматели и рабочий класс смотрели друг на друга с подозрением и враждебностью, пока в ряде стран существовали не рыночные плановые экономики, имевшие слабые стимулы для развития конкурентоспособного производства, коммерческий интерес имел преимущества.  Вроде бы уйдя в тень политической борьбы в ряде стран, он в глобальном масштабе удерживал над ней действенный контроль, так как организовывал мировую торговлю, проникал во все страны, в том числе в третьем мире, где промышленность либо отсутствовала, либо была слабо развитой.

Как раз этой цели и служил коммунизм, не важно, вольно или невольно, сознавали это его идеологи или нет. Ибо именно коммунизм, в политике выступая как народно-патриотический социал-феодализм, мешал восстановлению европейской промышленности после Первой Мировой войны, а затем тормозил развитие российской промышленности вследствие экстенсивных методов хозяйствования, и, если оно и происходило, то, главным образом, в оборонных отраслях и за счёт торговли сырьём на мировых капиталистических рынках, при огромных выплатах за посреднические услуги мировым коммерческим компаниям, усиливая позиции коммерческого интереса.

Но идеологическая и политическая конфронтация буржуазно-капиталистического Запада и коммунистического Востока породила проблемы необходимости ускоренного военно-промышленного строительства, как в большевистской России, так и на Западе и усилила роль государства в регулировании экономической и общественной жизни. Великая Депрессия в капиталистических странах обострила мировые противоречия до предела и подтолкнула эти процессы укрепления центральной власти во всех странах. В связи с предчувствием угрозы новой мировой войны с начала тридцатых годов в СССР начался поворот политического руководства к обогащению коммунистической идеологии идеями русского великодержавного патриотизма и проявилось вынужденное давление на евреев в правящей верхушке, как на наиболее ярых коммунистов-ортодоксов. Что и стало предпосылкой мобилизационного строительства советской оборонной промышленности. Тогда же, после всевластия торгашеского космополитизма 20-х