– Пусть горят, пока не подрастете, – ласково улыбалась она, – а когда станете взрослыми – сами будете ставить.
«Почему я все это забыла? – думала Вера, глядя сейчас на светящийся перед ней огарок маленькой монастырской свечи. – Почему это стерлось в моей памяти, не закрепилось в моей душе, не дало никаких всходов, как у Нади? Кто виноват? Я сама, моя судьба, злой рок, еще кто-то?.. Как возвратить все то, чем я восхищалась, когда меня приводили в храм? Почему я теперь ничего этого не ощущаю? Или я действительно стала мертвецом?.. Сама еще живу, а душа моя давно мертва? Такое возможно?.. А почему нет, раз так и живу? Живой труп».
В жизни – всегда сложной,
В жизни – порой грязной
Все победить можно
С верой святой ясной…
«Все победить можно? – Вера грустно улыбнулась. – Наверное, не все. В моей ситуации уже ничего ни победить, ни изменить… С верой, без веры – ничего не изменишь. Сидеть тебе, не святая, а очень грешная Вера, в местах не столь отдаленных до лучших солнечных дней. Ясно?»
Она поднялась и подошла к святым образам, висевшим над кроватью, где спала Надежда.
«Почему я ничего этого не чувствую: ни Бога, ни веры в Бога, ни этих святых? Почему я мертва ко всему этому? Кто виноват: кто-то или я сама? Ведь мне никто не запрещал верить, ходить в церковь, никто не ругал за это. Пусть родители не понимают выбор Надежды: монастырь, отречение от карьеры, всего мирского. Положим, ее выбор для них – своя крайность: вот так взять – и отказаться от всего, что имеешь. А имеешь ведь не комнатушку в общаге, а целый дворец, не говоря о том, что имеешь в самом дворце. Тогда мое неверие, моя духовная слепота, духовная мертвятина – другая крайность».
Незаметно для себя Вера опустилась на колени перед святыми образами и, плача, обратилась к ним:
– Господи, если можешь, прими меня такую, как есть: ничего не знающую, ничего не умеющую. Верни мне, Господи, все, что я растеряла, заглушила, убила в себе. Верни чистоту моей детской веры, радости, когда я девочкой стояла в храме и молилась Тебе. Верни меня саму себе и Тебе, научи молиться, верить, прощать и любить всех. Оживи, воскреси, Господи, мою мертвую бесчувственную душу. Если для этого нужно наказать меня – накажи. Если нужно поразить лютой болезнью – порази. Я вся в Твоих руках, Господи! Помоги любящим меня родителям пережить весь мой позор, дай им силы выдержать все это, а со мной делай все, чтобы я исправила свою жизнь. Я согласна принять любой приговор, любой позор на свою голову, только поддержи моих папу и маму, не оставь их в беде.
Еще прошу тебя за свою сестричку. Я не умею любить так, как любит она, во мне нет ровным счетом ничего того, чем наполнена ее душа: верой, благородством, добротой, умением терпеть, прощать, молиться за всех. Не оставь ее, Господи, ведь она отправилась туда, где ждут меня. Укрой ее Своей помощью, укрой нашу тайну, пусть она останется тайно до тех пор, пока не откроется правда. Ты же знаешь, Господи, что я не виновата в той страшной аварии. Но если нужно, чтобы за мою жизнь наказали меня – я готова принять любой приговор, любое наказание. Пусть будет воля Твоя, Господи.
Я исправлю свою жизнь. Обещаю Тебе, Боже. Может, Ты ждешь от меня особых молитв, которыми Тебе молятся верующие, но я этих слов и этих молитв не знаю. Просто обещаю Тебе: моя жизнь будет другой. Я буду просить и уже прошу Твоей помощи, чтобы изменить ее. Не гнушайся меня, Господи, не отвергай меня. Прими меня в Свою милость и Свою любовь…
Сколько времени так простояла Вера в слезах и молитве – она и сама не знала. Время для нее остановилось. Оно просто исчезло. Ее грешная, опустошенная душа стояла пред Богом и плакала. А время отступило перед этой мольбой. Просто исчезло…
… Надежду определили в камеру предварительного заключения сразу после того, как та явилась с повесткой в отделение милиции. Она не могла не заметить людей, толпившихся возле этого здания, что-то выкрикивая и держа в руках какие-то транспаранты.
– Видели, госпожа Смагина? – следователь кивнул в сторону приоткрытого окна, куда доносились эти выкрики. – Это по вашу душеньку. Народ жаждет отмщения, расправы над вами. Показательного суда требует, а некоторые – даже показательной смертной казни. Просят поставить вас посреди улицы, разогнать машину и на полной скорости сбить вас, чтобы вы узнали, почувствовали на своей шкуре то, что испытали детишки вместе со своей воспитательницей, когда вы проехались по ним.
– Моя.., – начала было Надежда, хотев сказать: «Моя сестра не виновата», но тут же осеклась, вспомнив, что взяла на себя ее роль.
– Что «моя»? – по-своему понял следователь. – Моя твоя не понимай? Так что ли? Суд все разъяснит, объяснит, все докажет и поставит жирную точку. Как поют ваши будущие сокамерницы, «недолго музыка играла, недолго фраер танцевал». Никто не даст вам избавленья:
