беременности, она весила едва ли больше подушки, набитой гагачьим пухом. Нет, ей надо есть побольше. И побольше заботиться о себе. Она, как и прежде, нуждается в том, чтобы ее лелеяли и холили.
Он действовал сейчас интуитивно, просто за последние двадцать четыре часа Фэйт пробудила в нем так долго дремавшие, а оттого еще более необоримые инстинкты. Вот и сейчас он совершенно не думал о том, что и зачем делает. По сути, с мучительной остротой осознал вдруг Мик, единственная вещь в жизни, в правильности которой он сейчас не сомневается, это то, что он несет ее сейчас на руках, что ее тонкие руки обвивают его шею, а ее теплое дыхание овевает его щеку.
— Мик!..
— Тсс! — тихо, почти ласково сказал он, толчком ноги закрывая дверь и направляясь к лестнице. Дистанция! Ему следовало соблюдать дистанцию, но именно здесь он потерпел полное и сокрушительное поражение. Он так и не смог держаться с нею отстраненно, и это началось с тех самых пор, когда ей было всего шесть лет и она пешком ходила под стол.
Уединение. Его он жаждал всю жизнь. Он сам себе был лучшим и почти единственным другом, если не считать, конечно, Натана Тэйта и Рэнсома Лэйерда. Он чувствовал себя вполне самодостаточным и крайне редко испытывал неудобство от своего холостяцкого житья-бытья.
А еще он был шаманом. Побродив по дорогам жизни, он твердо уверился в том, что способен видеть то, чего другие не замечают. Его приятели утверждали, что на затылке у него третий глаз и что он слышит звуки еще до того, как они прозвучат. Они и прозвали его не шефом, не погонялой, не даже туземцем, как многих других представителей коренного населения Америки. Нет. Они прозвали его колдуном.
Но и от этой его способности, как оказалось, толку мало: неожиданно что-то внутри его треснуло. Убежденный отшельник, он больше не желал оставаться в одиночестве. Мужчина, привыкший доверять только себе самому, ощутил вдруг, что отчаянно нуждается в чьем-то душевном тепле.
Давно пора было опомниться и взять себя в руки. Но Фэйт! Странно безмятежная, она доверительно прижалась к его плечу, не пугаясь больше его угрюмости и мрачного огня, пылающего в его глазах.
Столько раз в жизни она переживала из-за своего маленького роста и слишком хрупкого сложения. Ей казалось, что, будь она иной, люди по-другому бы к ней относились. Мик снова заставил ее ощутить свою миниатюрность, но совсем иначе — волнующе и возбуждающе. Он заставил ее почувствовать себя хрупкой, но защищенной, маленькой, но именно поэтому и особенно оберегаемой.
Плечом открыв дверь в спальню, Мик осторожно положил женщину на постель. Выпрямившись, он глубоко вздохнул, на мгновение закрыл глаза, а потом произнес:
— Вам стоит немного отдохнуть. День был такой длинный и утомительный. А мне нужно на некоторое время отлучиться из дома.
У двери его остановил голос Фэйт:
— Вы надолго уходите?
Что-то в ее вопросе смутило и испугало помощника шерифа.
— Ненадолго, — повторил он. — Я ухожу ненадолго.
Вообще-то ему не нужно было никуда идти. Просто вдруг захотелось побыть одному, освободиться от наваждения. Он пробрался по заснеженному двору за сарай и вскарабкался вверх по отвесным скалам, стеной окружавшим его ранчо. Это было длинное, утомительное восхождение, тем более что выпавший снег подтаял и камни покрылись ледяной коркой. Новичку такой трюк оказался бы не под силу, но Мик даже не особо запыхался. Колени промокли от холодной талой воды, но он едва замечал это.
Только на самой вершине скалы он позволил себе остановиться и взглянуть с высоты на дом и пристройки возле него.
Это было зрелище, о котором он грезил годами: снег, сумерки, но главное — этот уютный дымок, вьющийся из трубы. Запрокинув голову, Мик набрал полные легкие воздуха — холодного, чистого воздуха. С запада надвигался новый снежный буран; пока же это были лишь сизые тучи, низко нависшие над отрогами далеких гор. Смеркалось, и Мик задумался, стоит ли ему спускаться прежней опасной тропой или все же выбрать менее короткий, но более безопасный путь. Он выбрал длинный путь. С каждым шагом вперед и вниз прежнее самообладание возвращалось к нему, а тишина и отрешенность от всего мира все более овладевали его душой. Все было так, как и должно быть: скоро наступит ночь, и он останется один среди холодных вайомингских просторов, свободный от тщетных надежд и бесполезных мечтаний.
Еще через полчаса Мик спустился к подъездной дорожке и зашагал к дому. Он продрог, джинсы намокли до колен, но он не ощущал этого. Прогулка начисто рассеяла тревогу сердца и вернула ясность сознанию.
Он почувствовал приближение машины еще до того, как услышал звук мотора. Еле ощутимое дрожание почвы, промерзшей за эти дни, насторожило его, и он остановился.
Свет фар полоснул по скалам. Спрятавшись за сугроб, Мик стал ждать, когда машина подъедет поближе.
Через минуту перед ним притормозил знакомый черный «форд». Боковое стекло поползло вниз, и из окна высунулась голова Гэйджа Долтона, и как всегда, жгуче-черная щетина на его щеках резко контрастировала с серебристо-седыми — не по годам — волосами.
— Привет, Пэриш!
— А, Гэйдж! — вышел из-за сугроба Мик. — Что это тебя занесло в нашу глухомань?
— У Джеффа Кумберленда зарезаны еще две коровы.
— А-а, черт! — выдохнул Мик. — Только этого не хватало. И давно все это произошло?
— Можно сказать, только что. Во время вчерашней метели, вечером.
— Ну тогда все следы давно замело!
— В том-то и дело, что пока нет. Поэтому-то я здесь. Нэйт распорядился прислать туда пару прожекторов и велел срочно ехать за тобой, пока все не занесло снегом. Трупы животных лежат на этот раз неподалеку друг от друга. Их обнаружил после полудня наемный работник Джеффа, и, кроме следов его лошади, там ничего не должно быть.
Не говоря ни слова, Мик обошел машину и уселся рядом с Гэйджем.
— Сперва придется заехать домой и переодеться.
— Ладно.
Гэйдж переключил скорость, и машина покатила в направлении дома Мика. В слабом отсвете приборной доски на щеке водителя можно было разглядеть рваный шрам. Насчет шрамов и синяков, время от времени появлявшихся на физиономии Гэйджа, в городе немало судачили, но Гэйдж принадлежал к тем людям, которые умеют хранить свои секреты. Мик догадывался, что эти шрамы имеют отношение к тем не очень понятным заданиям, которые давал Гэйджу Нэйт, используя его в качестве внештатного детектива.
— Мне сказали, дочка Джейсона Монроуза остановилась у тебя? — безразличным голосом спросил Гэйдж.
— Да, пусть поживет до тех пор, пока в ее дом не подадут тепло и электричество. А что, народ по этому поводу уже волнуется?
— Да нет, в основном говорят о ее бывшем муже. Опасаются, что он может шататься где-то поблизости с черными мыслями в голове.
— Ей с ним, мягко говоря, не повезло, — заметил Мик.
— Да, я слышал. Полагаю, теперь на каждого чужака будут обращать особое внимание, и если Фрэнк Уильямс и впрямь объявится в округе, мы наверняка сразу же узнаем об этом.
Мик тоже очень на это рассчитывал.
— Зайдем, выпьем кофе, пока я переоденусь, — предложил он.
Гэйджа после дня работы в такую стужу не пришлось долго уговаривать.
Фэйт на кухне жарила свиные отбивные, обнаруженные в холодильнике. Далось ей такое решение не сразу: сперва она колебалась, а затем подумала, что все равно хозяин продрогнет, проголодается, и горячая пища придется весьма кстати. Тем более, с оттенком горечи подумала она, что-что, а уж готовить я умею. Готовить, убирать дом, отстирывать до идеальной белизны рубашки и отглаживать полицейскую форму со всеми ее складками и накладными карманами…
Мик так и замер на пороге кухни от неправдоподобия картины, которую он застал. Теплом и
