семейным уютом повеяло на него при виде женщины в кокетливом розовом переднике поверх округлившегося живота, женщины, которая в этой ярко освещенной и убранной до блеска кухне готовила для него ужин. В это мгновение время для него словно бы остановилось: он внезапно понял, что и об этом он тоже мечтал всю жизнь. Вопреки всем доводам рассудка. Дьявольщина, да и только!
— Знакомься, Фэйт: Гэйдж Долтон. Нам с ним придется поехать по делу на ранчо Джеффа Кумберленда, как только я переоденусь.
— Мэм! — Гэйдж стянул с головы черную фуражку, обнажая свои серебристые волосы, столь странные для человека тридцати с небольшим. Глаза у Гэйджа оказались темно-зелеными, как небосклон перед шквалистым ветром. Отводя взгляд от обезображенной щеки, Фэйт подумала, что этот человек, вероятно, без шрама был бы красив как бог.
— Я предложил Гэйджу выпить чашку кофе, — Мик почувствовал, как голос у него дрогнул. Будто бы он волнуется, что привел в дом чужого человека, не предупредив эту женщину. Ну, это уж слишком!
— Я как раз заварила целый кофейник, — сразу же засуетилась Фэйт. — Тебе тоже налить, Мик?
— Да, конечно. Я вернусь через минуту. — И он выскочил из кухни, радуясь возможности побыть наедине с самим собой и понять, что же с ним такое происходит.
Фэйт поставила на стол две чашки, налила в них кофе и жестом предложила гостю сесть.
— Вы тоже помощник шерифа? — спросила она, немного заинтригованная отсутствием форменного кителя на человеке, приехавшем к Мику по какому-то спешному делу.
— Не совсем. Я внештатный детектив на подхвате у Нэйта, если можно так выразиться, а повседневная полицейская чепуха меня, слава Богу, не касается.
— Так значит, на ранчо у… Джеффа Кумберленда что-то стряслось? — Это имя звучало для нее как эхо из детства, из далекого лета, в котором был отец и был Мик.
— Опять зарезали двух коров, — сообщил Гэйдж. — Мы надеемся, что Мик успеет чего-нибудь там разглядеть, пока не началась новая снежная буря. Неплохо бы наконец поставить точку на всей этой мистерии.
— Припоминаю. У нас тоже что-то об этом писали, — отозвалась Фэйт, переворачивая отбивные на сковородке. — Но кто же все это творит?
— Когда года четыре назад все это случилось в первый раз, поднялся страшный шум. Поговаривали о кознях дьявола, о каких-то культовых жертвоприношениях. Провели экспертизу, и криминалисты заявили, что вроде бы во всем виноваты хищники.
— А ваше мнение иное?
Гэйдж улыбнулся:
— Видите ли, мэм, я допускаю, что здесь орудовали люди, но все, что касается культовых обрядов — это, извините, мура!
— Так все списали на волков или койотов? Неужели возможно, что голодные хищники едят лишь определенные части?
Гэйдж пожал плечами.
— Может, они это нарочно — чтобы на них не подумали?
Фэйт засмеялась.
Мик, спускавшийся по лестнице, услышал ее смех, столь непривычный и неуместный в этом молчаливом доме, и ощутил внезапный укол ревности: ведь не ему, а Гэйджу первому удалось сегодня развеселить Фэйт. Глупости все это, подумал он, садясь на корточки перед печкой, чтобы подбросить туда еще дров. Глупости и ребячество.
Раскочегарив печку, Мик, наконец, решился вернуться в кухню.
Фэйт с приветливой улыбкой оглянулась, заслышав его шаги, и тут же окаменела при виде форменного кителя и кобуры, пристегнутой к поясу. И форма, и кобура были совсем не такими, какие носил ее муж, но все равно недоверие и скрытая враждебность ко всему, связанному с полицией, мгновенно вернулись к ней. Но это же Мик, успокаивала она себя. Мик, утиравший ее слезы, когда она была совсем еще бестолковой девчушкой, Мик, который смазывал йодом ее разбитые коленки, дул на царапины и синяки, а в последние два дня обращался с ней поразительно терпеливо, с трогательной заботливостью. А раз так, нет никаких оснований бояться его.
И все же глаза настороженно следили, как он пересекает комнату и берет чашку с налитым для него кофе. Какой же великан, подумала она. Выше меня сантиметров на тридцать. Великан и силач!
Силач посмотрел на нее с усмешкой:
— Это не отбивные там горят?
Вопрос прозвучал очень спокойно, но у Фэйт он вызвал совершенно дикую реакцию. Соскочив с места и издав непонятный вскрик, она кинулась к сковородке.
— Боже! — схватив вилку, она трясущимися руками переложила чуть-чуть подгоревшие отбивные на тарелку. — Извините! Господи, ради всего святого, извините.
На кухне воцарилось тягостное молчание. Мужчины переглянулись в недоумении. Наконец Мик произнес:
— Я через минуту нагоню тебя, и мы поедем, Гэйдж.
— Ясно.
Скрипнул стул, и Мик поднялся.
Фэйт по-прежнему стояла, вцепившись в стойку, и он заметил, что она дрожит всем телом, сама не своя. Сейчас он ударит меня! Иначе зачем он попросил Гэйджа уйти? Фрэнк всегда бил меня за то, что еда пережарена или хлеб черствый, крутилось у нее в голове.
— Фэйт, — ласково произнес Мик, направляясь к ней.
— Простите, — запричитала она. — Я сама не знаю, как это произошло… Я… я и в самом деле не должна была… Простите, я такая неумеха!..
Громадные ручищи, способные запросто переломить руку или ногу кому угодно, как сухую спичку, громадные, могучие, смуглые ручищи с невообразимой нежностью легли на ее хрупкие, дрожащие плечи.
— Ничего не случилось, Фэйт, — улыбнулся Мик. — Все в порядке. Без шуток. И пока я рядом, никто не посмеет поднять на вас руку. Или даже просто повысить голос. И никакая вы не неумеха!.. Только успокойтесь, слышите, успокойтесь…
Он стал нежно поглаживать ее по плечу и вскоре почувствовал, как спадает ее напряжение.
— Вот так-то лучше, — пробормотал Мик. — Так будет лучше. А теперь мне пора идти.
По телу Фэйт пробежала дрожь, а пальцы непроизвольно впились в складки его мундира, словно не желая отпускать.
— Мне бы очень хотелось никуда не уходить, — извиняющимся голосом сказал Мик, — но работа есть работа. Обязательно нужно съездить к Джеффу. Я уеду часика этак на два, но когда вернусь, обязательно съем одну из этих аппетитных отбивных.
— Но… я же их загубила…
— Глупости! Ничего ты не загубила.
Ты меня загубила, мог бы добавить Мик. Меня со всей моей беспристрастностью и попытками со всеми держать дистанцию.
Ребенок во чреве женщины неожиданно зашевелился, и Фэйт инстинктивно схватилась за живот руками. Мик неожиданно остро ощутил, что одна из высших мужских обязанностей на этой земле, — дать начало новой жизни, чтобы существовать и после смерти, — так и не исполнена им. Но исполнить эту обязанность можно, лишь связав себя с женщиной, а женщина — лабиринт со множеством ловушек. И, чтобы не попасть в очередную такую ловушку, он отпрянул от Фэйт и направился к двери.
— Я вернусь через пару часов, — бросил он через плечо. — Если что-то потребуется, звони Лэйердам, их номер в блокноте возле телефонного аппарата.
Фэйт опомнилась лишь тогда, когда за ним закрылась дверь.
Глава 5
