Что ж делать теперь ей? Кури не кури — тоску не разгонишь, Саври! А ночью воротится пьяный Нурмат, и стекла звенят, и слышится мат — с веревки в испуге сорвется телок, ломая гнилой палисад. И муж избивает веревкой Саври: «Эй, черт подери, молчи, не ори!» Неграмотны оба — ведь им, беднякам, не снились во сне буквари! Однажды вбежал он и крикнул: «Жена! Послушай, жена, плясать ты должна! Здесь фабрика обуви будет теперь, сегодня открылась она. На фабрику эту с тобой мы пойдем и будем вдвоем сидеть за станком. Довольно ютиться по жалким углам! Бросай и кастрюли и хлам! На фабрике много машин и станков — лишь скажут нам: „Шов!“,— а шов уж готов! Не нужно глаза или руки трудить — в машину вставляется нить!» Неделя прошла, и уж в цехе Нурмат, работать он рад две смены подряд. Из первой получки Нурмат, говорят, жене покупает наряд! В их доме приветливо, чисто, светло, сверкает стекло, и сердцу тепло, и грамоте стала учиться Саври… Хорошее время пришло! «Шермат будет школьником в этом году, Дильбар же в саду, — я сам отведу! Так, — молвил за ужином как-то Нурмат,— приучим детей мы к труду!» Теперь они дружны: забот у них нет, в столовой — буфет, готовый обед… Нурмат и Саври уже не кустари, теперь отдохнула Саври. Заботы, заботы, сбивавшие с ног,— кумган, котелок, корова, телок. Очаг не горит, а Саври перед ним не курит свой дымный чилим. И в жизни их словно развеялся дым: Нурмат стал другим — совсем молодым. По праздникам он уж не бьет фонари, не пьет, не ругает Саври. На фабрике мастером стал он, да, да! Ударник труда, он первый всегда. И в соревнованье он всех победил — Саври своим мужем горда. С работы веселый приходит Нурмат: «Идут ли на лад дела у ребят?» Дильбар научилась уже лопотать, и в школе отличник Шермат. Нам в новую жизнь открывается дверь — всё краше теперь, всё наше теперь — и радость, и смех, и сиянье зари,
