всадников. Они опустошают окрестности, как стаи волков нападают они на отдельные хижины и на города, никого не выпуская из них и не позволяя ввезти в них ни куска хлеба!.. А внутри городов императорские сборщики податей снимают с горожан последнюю одежду, чтобы собрать назначенную тобой дань. Уже многие в отчаянии лишили себя жизни… Да и послы твои, являясь в Византию, обыкновенно ждут таких подарков, что их одних было бы достаточно, чтобы в конец разорить нас. Говорят, ты потому то и удостаиваешь нас так часто своими посольствами.
Смелость оратора забавляла властелина, и он без всякой злобы заметил:
— Подарки они могут брать, лишь бы не подкупы.
— Император, — печально в свою очередь начал Максимин, — чтобы удовлетворить тебя, должен был заставить сенаторов продать с молотка фамильные украшения своих супруг, даже необходимую золотую и серебряную посуду и лучшие старые вина…
— Я пью только воду, патриций, вот из этого самого деревянного кубка, — сказал Аттила, подняв кубок и хлебнув глоток воды. — Вы жалуетесь, — продолжал он, вытирая свои толстые губы всей рукой начиная с локтя, — что сокровищница ваша пуста… А почему она пуста? Потому что ваши императоры с незапамятных времен тратят деньги на бессмысленные зрелища, ристалища, пустую роскошь, чрезмерные удовольствия, бессмысленные постройки. Не знаю, много ли, мало ил у вас всего этого. Мне это все равно. Но тот народ, у которого уже нет достаточно железа, чтобы отразить соседа, должен старательно беречь свое золото для этого соседа, которому оно принадлежит по праву. Как смеете вы расточать мое золото, лежащее в ваших сундуках?.. Но что я однако за бестолковый варвар, не так ли, мудрый оратор Приск? Прости, благородный патриций, мы гунны учимся только ездить верхом, а не думать правильно, связно и по порядку. Даже и дела то не могу я разбирать, как следует. — Вот я разговариваю с вами, а еще не спросил даже моего посла, вон того самого Эдико, как исполнил он свое поручение и что видел и испытал в великолепной Византии.
Послы с изумлением переглянулись.
— Неужели он действительно еще не расспросил его? — прошептал Примут.
— Очевидно! — отвечал шепотом Приск. — Ну, Максимин, слушай! Сейчас Эдико откроет свою тайну.
Глава XIII
— Только говори откровенно — приказывал хан. — Все скажи. Ничего не скрывай от этих византийцев. Ведь они — наши друзья. А от друзей у гунна нет тайн.
Эдико вышел вперед, низко поклонился и затем спокойно начал свой рассказ: — В несравненной Византии я слышал и видел нечто невероятное. Прав был тот готский король, который, пробыв там несколько дней, воскликнул: «в этом городе — множество всевозможных и всеневозможных вещей».
Не без удовольствия переглянулись между собой послы.
— Однако на этого варвара римское величие произвело-таки впечатление, — прошептал Приск. На что Максимин кивнул головой.
— Даже невозможных? — растягивая слова, переспросил Аттила.
— Суди сам, господин, возможно или не возможно то, что я видел. Если ты скажешь: не возможно, я сейчас же тебе представлю доказательства.
С живейшим вниманием прислушивались все присутствующие к словам германца, который продолжал на латинском языке:
— Я жил в одном из домов близ гавани. Как-то приходил ко мне Вигилий и приглашает идти вместе с ним к Хрисафию, самому могущественному лицу во всей Византии. Мы пошли. Дорога пролегала вдоль целого ряда роскошных дворцов (то был настоящий небольшой городок), принадлежащих придворным императора и его первым сановникам. Я вслух, без всякой задней мысли, высказывал удивление перед роскошью этих дворцов, а мой спутник как-то странно, исподлобья при этом взглядывал на меня (точь-в- точь как он сейчас смотрит. Только тогда в этом взгляде не было страха). Я не понимал, что означают эти взгляды. Но едва мы вошли к всемогущему евнуху, как Вигилий начал описывать ему с преувеличениями мое восхищение пред императорской роскошью…
Вигилий, затаив дыхание, жадно следил за каждым словом Эдико. Безумец, — скрежетал он зубами. — Что с ним?.. Но, может быть, он просто хитрит притворяясь здесь моим врагом и противником.
— Он говорил между прочим, — продолжал германец, — и это была чистейшая ложь, будто я хвалил жителей Византии и называл их счастливыми за то, что они богаты и ведут роскошный образ жизни…
— К чему это он клонит? — недоумевал Вигилий, чувствуя все большую робость.
— Тогда Хрисафий сказал: «Ты можешь, Эдико, иметь точно такой же дом с золотой крышей и купаться в золоте. Стоит тебе только захотеть». — Я изумился. — «Стоит тебе только покинуть царство гуннов, — продолжал он, — и переселиться к нам»…
— Он обо мне ничего не говорил. Значит, можно быть покойным, — подумал Вигилий.
— От удивления я не мог сказать ни слова. Тогда… — вдруг он повернулся к Вигилию и, указывая на него пальцем, с гневом воскликнул, — тогда в разговор вмешался вот этот самый Вигилий…
— Он помешался! — в ужасе, не помня себя, воскликнул Вигилий, бросившись вперед. Холодный пот выступил у него на лбу. Он дважды повернулся на месте, затем, обернувшись спиной к Эдико, закутался с головой в плащ и бросился было к дверям. Но восемь сильных рук схватили его за плечи и вернули на прежнее место. Колени его подгибались, и если бы гунны его не держали, он наверно упал бы на пол. Дрожа в смертельном страхе, должен был он слово за слово выслушать — перед лицом грозного Аттилы — весь рассказ Эдико до конца.
— Ты имеешь свободный доступ, — спрашивал меня Вигилий, — к самому Аттиле в его палатку на охоте и во время путешествий и в его опочивальню в лагере?
— Я сказал, что управляю Пэонией, но что когда свободен от занятий по управлению или не имею никаких поручений от моего господина, то нахожусь при нем и поочередно с другими приближенными разделяю честь держать стражу в его палатке или в его опочивальне у его изголовья, охраняя его сон и подавая ему вечером и утром чистую воду для питья.
— О ты, счастливый человек! — прошептал тогда евнух своим противным, тоненьким голоском. — Какого благополучия можешь ты достигнуть, если только сумеешь помолчать и если у тебя есть хоть немного мужества. Я… я сам помогу тебе достичь и богатства и славы, только об этом нужно поговорить на досуге, а я спешу теперь во дворец. Сегодня вечером приходи ко мне сюда ужинать, но один, без свиты.
— Я только догадывался, но не мог еще угадать вполне мыслей несчастного… Я дал обещание придти. Он сделал знак рукой, и Вигилий вывел меня за руку вон, сам же остался у него… Вечером, когда я явился к ужину, нашел у евнуха только одного еще гостя — Вигилия.
При этом слове Вигилий, несмотря на то, что его держали гунны, грохнулся на пол. Гунны довольно грубо подхватили его и подсунули под него скамейку. Стоять он более не мог. Он сидел, прислонившись к столбу, окруженный гуннами.
Глава XIV
В крайнем смущении слушали остальные послы рассказ Эдико. А он между тем продолжал:
— После того как рабы убрали кушанья и посуду, Вигилий запер за ними двери, убедившись предварительно, что и в передней никого не осталось. Тогда они взяли с меня клятву, что я сохраню в тайне то, что они мне предложат даже в том случае, если бы я и не согласился на их предложение. Я поклялся, потому что мне хотелось, конечно, узнать их тайну.
— Так-то ты, несчастный германец, держишь свою клятву, — в отчаянии, не помня себя, воскликнул
