ехать вместе с изменником, заключенным в оковы.
— Этот варвар совсем непостижим, — прошептал Максимин Приску. — Это — воплощенное противоречие. Он жаден к деньгам, как византийский фискал!.. Иной раз кажется, будто вся его государственная мудрость и обладание миром направлены только к тому, чтобы отовсюду собрать как можно больше золота…
— Золото, патриций, это сила, не в Византии только, — заметил оратор. — Ведь все эти бесчисленные полчища скифов служат ему только потому, что он их щедро награждает золотом…
— То он вдруг, — продолжал сенатор, — удивит своей щедростью. Ведь он понимает, например, что меня ничем нельзя подкупить, он знает также, что я не могу ничем быть ему полезным, что я не имею никакого влияния при дворе… и все- таки, когда я обратился к нему с просьбой об освобождении вдовы друга моего, префекта Силлы, взятой в плен в Рациарии вместе с детьми и предложил при этом пятьсот золотых, он отказался взять деньги. Задумчиво посмотрев на меня, он сказал: «Я освобожу для тебя этих пленных так — без выкупа…»
— Ты понравился ему, старик, — сказал Эдико, услышав это. — И он не хотел уступить тебе в великодушии. Правда, у него есть недостатки. Но он не ничтожен и не мелочен. Он велик даже и при своих недостатках!..
В таких разговорах послы, сопровождаемые Хельхалом и Эдико, достигли южных ворот лагеря. Выехав из ворот, они неожиданно встретили большую толпу мужчин, женщин и детей, которые приветствовали их громкими кликами радости на латинском и греческом языках.
— Что это за люди? — с изумлением спросил Максимин. — По платью и языку это должны быть римляне.
— Да, это — римляне, — отвечал Хельхал. — Их тут триста пятьдесят человек…
— Это военнопленные, — продолжал Эдико, — которые достались повелителю на долю. Он освобождает их в честь тебя, Максимин. Ты должен сам отвести их на родину. Господин думал, что это будет для тебя лучшим подарком.
— Да здравствует Аттила! Да здравствует великодушный! Да здравствует он, благодарность ему! — кричали освобожденные.
И послы невольно вторили этим воодушевленным кликам.
— Странно, — сказал Приск Максимину — Мы перешли границу, посылая проклятия чудовищу…
— А теперь он заставляет нас возвращаться со словами благодарности на устах…
— Это не человек, а демон! Нет в настоящее время никого на земле сильнее его.
— И увы! Нет человека, который бы спас нас и освободил от него и его ужасного величия!
Книга V
Глава I
Когда Хельхал возвратился домой, он нашел у себя посланного Аттилы. Повелитель немедленно требовал его к себе.
— Поскорее, — торопил посланный. — У господина были какие-то послы. Они уже уехали… — Господин разгневан…
Неподвижно, как истукан, вырезанный из желтого дерева, стоял Аттила в одной из комнат своего деревянного дворца, у медного стола, заваленного письмами и римскими картами, на которых изображены были дороги западных стран: Галлии, Германии, Рэции, Винделиции, Норика и Паннонии.
Черты лица его были искажены злобой.
Внимательно и озабоченно смотрел Хальхал на своего господина, который, очевидно, чем-то был сильно взволнован: он тяжело дышал и дрожал всем телом, на лбу у него резко выступали напружившиеся жилы. Он хотел было что-то сказать, но вдруг губы его искривились, как в судороге, и изо рта на белый, блестящий ковер хлынула кровь.
— Кровь! — подбежав, воскликнул испуганный Хальхал.
— Да, — хриплым голосом, с усилием выговорил Аттила. — Моя кровь. Она вылилась прямо из сердца и совсем было задушила меня. Но скоро потечет… в реках… кровь других… — Он остановился. Потом, немного погодя, заговорил снова:
— Хельхал… подумай… они осмелились… эти тюринги… мне… в лицо… грозить. И знаешь ли… почему?
— Догадываюсь.
— Ну?
— Потому что ты потребовал дани девушками. Я тебя предостерегал!
— И хорошо, что потребовал! Теперь они обнаружили свои планы. — «Все, — сказал, обращаясь ко мне, Ирминфрид, этот дерзкий тюринг, — все, чего бы ты ни пожелал, возьми… мы знаем, что мы не в силах тебе противиться… возьми всех наших рабов, наших коней, наши стада, возьми все украшения наших женщин… но не трогай девушек». — «Их-то мне и нужно», — отвечал я. — «Тогда пусть лучше погибнет наш народ, пусть тюринги исчезнут с лица земли», — сказал он и печально опустил голову. Но тут другой, стоявший рядом с ним, выступил вперед и, схватив его за руку, воскликнул: «Не печалься, тюринг! Мы, алеманы, за одно с вами… Если вам придется сражаться за невинность ваших белокурых девушек, клянусь Циу и Берахтой, мы будем биться рядом с вами… Шесть наших королей согласились между собой, и я, как их общий посол, говорю тебе это пред гневным взором повелителя».
— Не успел еще он кончить (я не мог ни слова произнести от изумления и гнева), как уже выступил вперед третий и сказал: «И мы, хатты с Логаны и береговые жители с среднего Рейна и даже дальние салии с устьев реки, не отстанем от вас. Еще три года тому назад франки сражались против франков. А недавно повелитель гуннов привлек на свою сторону за золото и тех королей, которые тогда сражались против него. Но теперь, когда до них достигло известие о таком гнусном требовании, они решили отослать ему обратно присланное золото (оно уже в пути)… Древняя тюрингская сага рассказывает о кровавых битвах, происходивших между ихними и нашими предками у пограничного леса… Клянусь Вотаном и Гольдой, можете на нас положиться… Чтобы сказать все это прямо в лицо повелителю, меня прислали предводители хаттов, а вон того Хильдиберта — короли франков».
— Тут вышел вперед седой исполин. Он похож был скорее на истукана, высеченного из дуба, нежели на человека. Он вынул из-за пояса длинный каменные нож, который сумел скрыть от стражей, обыскивавших при входе. Трое моих князей бросились было к нему, но он только положил на нож пальцы и сказал: Меня прислали саксы с устья Висургиса. И вот что они велели сказать: «Вы, тюринги и все союзники тюрингов в этой священной войне, присылайте к нам ваших жен и детей. Четыре тысячи кораблей стоят у наших берегов и у берегов фризов… Фризы тоже поклялись. — Ратбод — здесь, он может это подтвердить. — Отбивайтесь от врагов и с оружием в руках отступайте к нашим берегам. Здесь мы все вместе дадим последнюю битву. Если будем побеждены, то мужчины, оставшиеся в живых, возьмут женщин и детей на корабли и перевезут их по морю на острова, в безопасное место. Посмотрим, как поплывут за нами гунны на своих лошадях по бушующим волнам. Но еще ранее того мы разрушим наши древние плотины, посвященные богам, и потопим коней вместе со всадниками. Так обратится земля наша в море, но она останется свободной».
— При этих словах все послы подали друг другу руки и с угрозами вышли вон — все вместе! — те самые, которые ранее постоянно рвали друг друга на части. Он остановился, с трудом переводя дыхание.
— Я предостерегал, — повторил Хельхал. — Теперь уже поздно. Но уступать нельзя. Скорее зови гепидов и остготов.
— Они отговариваются, — с гневом тряхнув головой, сказал Аттила. — Валамер велел мне сказать,
