— Лето шло к концу, я понимал, что должен принять решение. Либо я застряну в этой клинике, либо буду жить дальше. Я решил, что лучший выход — солгать, сказать врачам, что больше я ничего не вижу и не слышу. Они пришли к выводу, что я поправился, и выпустили меня. После этой истории я решил стать психиатром. В Оксфорде я изучал медицину, а потом пошел работать в больницу Святого Варфоломея. Она находится в районе, где когда-то обитали похитители трупов. С нашим даром лучше не жить в таком районе, потому что он просто кишит призраками, причем не слишком приятными. Но я закончил ординатуру, сдал экзамены, стал психиатром. Первым местом работы стала детская колония. Мне это как раз подходило — я общался с людьми молодыми, отверженными, озлобленными. Хорошее место для постижения сути зла. Сути страха. Того, что происходит с людьми, которых в юные годы изолируют от общества и сажают за решетку. Вас, наверное, не удивит, что у четверых из моих подопечных оказался наш дар.
Стивен держался из последних сил, но тут ему пришлось сесть на ступеньку. Каллум отчаянно боролся с собой, но то, что говорил Ньюмен… я понимала, это находит отклик в его душе.
— А потом, в один прекрасный день, ко мне подошел на улице какой-то человек и спросил, не хочу ли я воспользоваться своими способностями в благородных целях. Я так и не выяснил, кто это был, какая- нибудь шишка из лондонской полиции или из МИ-5. Выяснилось, что они начали шерстить архивы психиатрических клиник в поисках людей, у которых наблюдались галлюцинации особого сорта — которые едва избежали смерти и потом утверждали, что видят призраков. Блистательный способ набрать новые кадры.
Меня отвезли на Уайтхолл, в маленький кабинет, и рассказали про работу «духов». Они знали, кто я такой. То, что я работал в тюремной системе, говорило в мою пользу. Им все во мне понравилось. Мне выдали то, о чем я после того случая мечтал сильнее всего: оружие. Защиту от видимых только мне сущностей. Я снова стал хозяином своей жизни. День, когда я сделался «духом», оказался первым счастливым днем моей жизни после семнадцатилетия. Полагаю, и с вами было так же.
Я знал, что мы, по сути, работаем мусорщиками: очищаем платформы метрополитена и старые здания от призраков, но меня это не тревожило. Впервые за всю свою жизнь я был счастлив. Однако внутренне перемениться я не мог. Другие изначально были обычными полицейскими. Я был ученым. Врачом. Исследователем.
В те времена существовал способ лечения шизофрении, который назывался инсулиновой шокотерапией. На протяжении нескольких недель пациента регулярно привозили в клинику и вводили в инсулиновую кому, каждый раз все глубже и глубже. В конце концов повторяли это каждый день, кома длилась примерно по часу. Не слишком полезное лечение, да и результаты были сомнительными. Но я воспользовался этим в своих целях. Я разработал серию опытов, позволяющих протестировать различные участки мозга, я хотел выяснить, с каким из них связано возникновение нашего дара. Но для этого нужно было воспроизводить условия, в которых впервые проявляется дар. А именно, нужно было привести пациента в состояние, пограничное со смертью. Именно это и происходит при инсулиновой шокотерапии. Это называется паранормальной нейропсихиатрией, я один во всем мире владел этими навыками.
Мое официальное положение давало мне неограниченный доступ в нужные мне сферы, в полиции уже знали, что я врач. Я вернулся туда, где работал раньше. Идея была проста. Взять знакомых мне подростков, наделенных даром, сказать им, что они подвергнутся экспериментальному лечению. Достать инсулин не так уж сложно, ввести человека в диабетическую кому еще проще. В этом есть свой риск, но я действовал осторожно, без ущерба для их здоровья. Кроме того, я ведь работал с малолетними правонарушителями, которых общество признало неисправимыми. Я проводил исследования на протяжении двух лет, с одними и теми же испытуемыми, вводя каждого в кому примерно по двенадцать раз. Я наблюдал их физическое и психическое состояние.
— Никто, разумеется, не знал о моих опытах, — продолжал Ньюмен. — Результаты я собирался раскрыть только тогда, когда они будут неопровержимыми, — я знал, что после этого мне наверняка дадут лабораторию и возможность продолжать исследования. Открыть, как возникает способность видеть умерших? Это многого стоит. Я продолжал выполнять свои прямые обязанности — освобождал здания от призраков, запускал поезда, занимался текучкой. А в свободное время я делал свою основную работу. Я как раз нашел пятую испытуемую, молоденькую девушку. Начал с ней работать. Я и по сей день не знаю, что случилось. Я усыпил ее, а она не очнулась. Тут-то власти и обратили внимание на мою деятельность. Им бы поблагодарить меня, подумаешь — одна ошибка. Дождешься.
Я больше не сомневалась, что Ньюмен говорит правду. Да, он был убийцей, злодеем, но он не был лжецом. По крайней мере, сейчас он не лгал.
— Принимая тебя на работу, любая секретная государственная структура создает себе одну проблему: тебя уже не уволишь. Под суд меня отдать они тоже не могли. Нет… все нужно было проделать без всякого шума. Меня изгнали с этой станции, лишили всех полномочий, отобрали терминус. В тот день я пришел сюда поговорить с коллегами-«духами» и забрать один терминус. Мне он был нужен. Я не мог жить, как раньше, беззащитным. Я принес пистолет, потому что… я должен был их как-то вразумить, заставить отдать мне прибор. Не удалось. Они отказались вразумляться. Наверное, думали, что я не выстрелю…
— Каллум! — слабо произнес Стивен.
— Пусть умирает, — сказал Ньюмен. — Или спасай его, прямо сейчас.
— Покажи, — потребовал Каллум. — Сначала покажи шприц.
— Не могу, — ответил Ньюмен. — Не могу, пока вы не опустите терминусы на землю и не толкнете ко мне.
— А если ты врешь?
— Ты теперь знаешь мою историю. Знаешь, почему я совершал убийства. Знаешь, что мне нужно. Мне нужно спасти его твоими руками. Нужно обеспечить безопасность тех, кто наделен даром. А еще мне нужно обеспечить свою безопасность. Так почему бы нам всем не разойтись с миром?
Потом он посмотрел на меня.
— Аврора, — сказал он, — ты проявила исключительное мужество, а ты ведь даже не наш сотрудник. Ты рискнула жизнью, чтобы спасти других. Клянусь тебе, если ты положишь его на землю и толкнешь в мою сторону, я сдержу свое обещание. Дай его мне.
Стивен уронил голову. Видимо, он понял, что я сейчас сделаю, и не мог этого видеть. А я не могла видеть, как он умирает. Я медленно опустила терминус на грязный пол и подтолкнула. Он остановился совсем рядом с Ньюменом.
Я сложила оружие — теперь вся ответственность легла на Каллума. Выглядел он немногим лучше Стивена. Некоторое время он переминался с ноги на ногу, будто собираясь убежать. Тело было готово, разум — нет.
— Теперь ты, сынок, — сказал Ньюмен.
— Я тебе не сынок! И не смей мною командовать!
Ньюмен закрыл рот и развел руки в стороны, превратившись в крупную, открытую мишень.
— Решай, — сказал он. — Я ко всему готов. Если ты готов убить друга и жить дальше, я готов закончить свой путь прямо здесь. Схватка была благородной.
Стивен уже не мог ни о чем просить. Он привалился к стене, полузакрыв глаза. Каллум перекатился на пятки, согнул колени. Вот сейчас. Я была в этом уверена.
А потом он разжал пальцы и выпустил терминус.
— Подтолкни ко мне, — тихо скомандовал Ньюмен.
Каллум точнейшим движением ребра стопы послал терминус прямо на Ньюмена. Я никогда не видела на человеческом лице такой муки. Каллум провел руками по щекам и задержал их там, будто молясь.
— Давай лекарство, — потребовал он.
— Только когда получу третий, — сказал Ньюмен.
Его поведение тоже изменилось. Глаза расширились, из него била энергия — он выглядел живым.
— Третий не здесь, — сказал Каллум.
— Лжешь!
Пронзительный вопль, эхо заметалось под потолком.
— Он не здесь, — повторил Каллум, отводя руки от лица и вздыхая. — Но если ты его спасешь, я
