Очень скоро тут будет не продохнуть. Ладно, давайте пройдемся по городу, нагуляем аппетит, а к нашему возвращению, надеюсь, все уже исправят'. Когда мы, спустившись, проходили через вестибюль, Евгений осведомился у девушки за стойкой, не сводившей коровьих глаз со Степанцова: 'Ну что, не всплыл ваш водяной?' — 'Что?' — 'Сантехник, говорю, не появлялся?' — 'Нет еще'. — 'Но когда он придет, вы ему скажете про нашу беду?' — 'Скажу', — тупо ответила девушка. Евгений что-то злобно проворчал себе под нос, и мы вышли на главную улицу города N. Выяснилось, что неподалеку находится картинная галерея, куда мы сразу же и направились. Не буду рассказывать о том, что мы там увидели, дабы не делать эту новеллу похожей на путеводитель, — скажу только, что картинные галереи русской провинции неизменно поражают меня высоким художественным уровнем своих собраний. Мы провели в музее неожиданно много времени — впрочем, спешить нам было некуда, ведь выступать предстояло лишь вечером следующего дня.

Общение с прекрасным произвело на меня свое обычное действие в виде некоего сладкого беспокойства, переполняющего все мое существо и претворяющегося по выходе из храма искусства в желание выпить и закусить (впрочем, нам и без всяких возвышенных впечатлений давно следовало подкрепиться с дороги). Мы зашли в магазин и нагрузились различными припасами, в числе которых особо выделю фигурную бутыль водки 'N-ская', выполненную в виде веселого карлика (впоследствии выяснилось, что это местный губернатор). Не успели мы, вернувшись, вступить в вестибюль гостиницы, как Евгений грозно обратился к девице за стойкой: 'Ну что, приходил сантехник?' — 'Нет', — вяло ответила та, устремляя на Степанцова покорный взгляд жертвенного животного. 'А как вы вообще его вызываете? — поинтересовался Евгений. — У вас ведь наверняка есть такая тетрадочка для заявок, в которой вы пишете, где какая поломка случилась. Вот вы, к примеру, отошли чайку попить, а тут пришел сантехник, открыл тетрадочку и видит, что ему надо у нас бачок починить…' — 'Есть тетрадочка?!' — гаркнул внезапно Степанцов с доброй улыбкой, характерной для тиранов и серийных убийц. 'Да', — пролепетала девушка. Я перехватил ее косой взгляд и увидел общую тетрадь, на обложке которой было написано 'Заявки сантехникам'. Перегнувшись через стойку, я схватил тетрадь и сообщил девице: 'Мы сейчас сами ему заявочку напишем'.

Три поэта расселись в креслах у стоявшего в вестибюле журнального столика, затененного разросшимися фикусами и араукариями. От стойки доносилось бормотание Евгения: 'Это же вам не плебеи какие-нибудь, — это артисты! Разве можно заставлять их жить среди миазмов? У них и так жизнь нелегкая, они за нас за всех душой болеют, — и за вас, между прочим, милая девушка, и за сантехника вашего! На износ живут, горят, можно сказать, с двух концов…' Тем временем я пролистал тетрадь до конца записей и подумал: 'Вот дрянь, так ничего и не написала про нашу поломку. Ну ничего, мы это дело исправим'. Я вывел крупными буквами на чистом листе: 'Жалоба на сантехника' и, задумавшись на минуту, принялся затем бойко строчить. Друзья следили за тем, что я пишу:

              Уж лучше б я ребенком помер,               Чем жить в убожестве таком!               Какая пытка, если номер               Снабжен поломанным бачком!                Какой, скажите, это отдых,               Коль надо вроде дурачка               Плескаться в туалетных водах,               Взяв на себя труды бачка?!

Следующее четверостишие продиктовал мне Григорьев:

              Мы чувствуем: сантехник рядом               И с кем-то делает чок-чок,               А номер переполнен смрадом               И безмятежно спит бачок.

Я продолжал:

              В сегодняшних безмерных муках               Сколь память прошлого горька               О безмятежных сладких звуках               Работающего бачка!                Какая же потребна сила,               Какой необходим толчок,               Чтоб снова влага оросила               Иссохший мертвенно бачок?

Задав на бумаге этот риторический вопрос, я выжидательно посмотрел на Степанцова, и тот заключил:

             Сантехник — небольшая птица,             А вот уперся, как бычок,             И мысль невольно зародится:             Быть может, дать на коньячок?              Похоже, здесь нельзя скупиться,             И лишь с походом в кабачок             Вода начнет, как прежде, литься,             И он воскреснет, наш бачок!

Девица с которой беседовал Евгений, никак не реагировала на его слова и лишь продолжала с тупым вожделением рептилии таращиться на Степанцова. Однако тот, погрузившись в сочинение жалобы, не обращал на нее никакого внимания. Видимо, поэтому девица затаила злобу и гнусно оживилась при появлении в вестибюле милиционера, обходившего свою территорию. 'А вон те, — мстительно заявила девица, — у меня тетрадь для заявок украли и что-то в ней пишут'. 'То есть как — 'что-то'? — возмутился Евгений. — Жалобу пишут на вашего сантехника. Это, между прочим, люди не простые, а поэты из Москвы, но тут всем наплевать на их нужды…' 'Так, почему хулиганите?' — сурово перебил Евгения милиционер. 'И музыку заводят нехорошую', — добавила девица. Григорьев действительно включил магнитофон, который повсюду таскал с собой, и оттуда понеслись жизнерадостные куплеты:

                     Я парень активный,                      Я вовсе не тюфяк,                      Но иногда бывает,                      В натуре, нестояк…
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату