должно происходить так же просто и честно, как в этой песне. Атмосфера вседозволенности мало-помалу сгущалась. 'А почему Андрей не поет?' — кокетливо поглядывая на меня, поинтересовались девушки. 'Он поет вообще-то, — сообщил Евгений. — Видимо, стесняется'. Я долго отнекивался, ссылаясь на то, что после таких музыкальных монстров, как Степанцов и Григорьев, мое пение будет выглядеть жалким, но меня принялись тормошить, щипать, щекотать, и в итоге мне все же пришлось спеть — сначала печальную балладу 'Молодая маньячка', а потом — уже в жестких ритмах — народный рок-н-ролл 'А на могиле старый череп чинно гнил'. Не хочу хвастаться, но при звуках этой последней композиции даже такой искушенный ценитель, как Григорьев, возвращаясь из туалета, не дошел до стола и пустился в пляс. При этом он разительно напоминал тех медведей, которых водят по рынкам цыгане. Возможно, я слишком громко пел, возможно, Григорьев слишком тяжко топал, но в дверь неожиданно постучали, и сварливый женский голос завопил: 'Выключите музыку! Хватит хулиганить! Покоя нету!' Идиоту этот голос, видимо, показался знакомым, потому что он вдруг вскочил, подбежал к двери и гаркнул: 'Даш! Когда дашь?!' — а потом в ожидании ответа приложил к двери ухо. 'Тьфу!' — послышалось из коридора, и мегера затопала прочь, матерясь и угрожая вызвать милицию. 'Сами больше шумите!' — нарочито противным голосом пропищал Григорьев в замочную скважину. Девушки угостили идиота вином, а потом, чтобы не мешал, уложили его на диван со словами: 'Спи, сладенький'. Тот послушно закрыл глаза и вскоре мерно засопел. Похоже, шум нисколько не тревожил его, если только не задевал каких-то таинственных чувствительных струн в его простой душе. 'А давайте играть в жмурки!' — предложил Григорьев. Ему явно хотелось большей близости с девушками, но как ее поскорее достичь, он не знал. Впрочем, его предложение было поддержано, и Степанцов, вспомнив детство, затараторил:
Водить в результате выпало Григорьеву. Он не проявил никакого неудовольствия, так как рассчитывал, что вскоре сможет потискать в своих объятиях какую-нибудь зазевавшуюся прелестницу. Однако не тут-то было: девушки с визгом и хихиканьем уворачивались от его растопыренных лап, а мужская часть общества просто вскарабкалась на огромный платяной шкаф и, кое-как разместившись там, наблюдала сверху, как Григорьев вперевалку рыщет по комнате, хватая в объятия пустоту и сокрушая попадавшуюся на пути мебель (бьющиеся предметы девушки, к счастью, убрали, хотя и не все — то один, то другой из них напоминал о себе жалобным звоном, разбиваясь об пол и хрустя затем под тяжелыми ботинками поэта). Наконец, налетев с размаху на диван, Григорьев разбудил идиота, и тот, увидев раскрытые объятия, ринулся им навстречу с радостным воплем: 'Даш! Когда дашь?!' Григорьев, обманутый в своих лучших ожиданиях, в свою очередь завопил от ужаса, сорвал повязку и, с трудом вырвавшись из цепких рук безумного приставалы, загородился от него креслом. 'Спасите!' — вскрикнул он жалобно, в то же время ловко орудуя креслом и своими движениями напоминая хоккейного вратаря. 'Сдается мне, Константэн, что вы не впервые в такой ситуации', — хладнокровно заметил я со шкафа. 'Главное — не паниковать! Он скоро выдохнется', — посоветовал Степанцов. 'Хватит болтать! Спасайте!' — взвыл Григорьев. Переглянувшись, мы попрыгали со шкафа и с немалым трудом скрутили идиота. 'Ах ты безобразник! Будешь еще? Будешь? Будешь?' — принялись девушки щекотать его и дергать за уши. 'Не-е!' — со счастливым смехом промычал идиот. 'Ну конечно, это он сейчас такой шелковый, — злобно сказал Григорьев. — А отпустите его, и он опять за свое… Короче, предлагаю его выгнать'. — 'Костик, не злись! — закричали девушки. — Мы тебя защитим! Лучше спой!' В руках Евгения откуда-то появился баян, на котором наш редактор жизни тут же заиграл какую-то чертовски знакомую мелодию — никто так и не смог вспомнить, как она называется, однако все, услышав ее, испытали острое желание выпить. 'Дамы и господа! — забыв о пережитой обиде, завопил Григорьев. — Мы безобразно трезвы!' Полные стаканы со звоном сдвинулись над столом. Евгений провозгласил тост: 'За присутствующих здесь среди нас трех лучших представителей мировой поэзии!' — и залпом осушил свой стакан. Все остальные не замедлили последовать его примеру: мы, поэты, смущаясь от похвалы, а дамы с огромным энтузиазмом. Промочив горло, Евгений и дамы начали под баян перебрасываться частушками, которых они, судя по всему, знали несметное множество. Одна из частушек запомнилась мне своим восторженно-благочестивым настроением:
'Да, надо все в жизни принимать как неожиданный дар, следуя примеру безымянного автора этой частушки, — размышлял я, между тем как девушки увлекали меня в пляс. — Только такой взгляд на жизнь может сделать человека счастливым'. Девушки, словно павы, проплывали в разных направлениях по комнате, не переставая распевать частушки, мы, поэты, вертелись вокруг них, дробно топоча, гикая и приседая, а Евгений продолжал неутомимо наяривать на баяне. Переливы баяна, топот, взвизги, взрывы хохота создавали, вероятно, некоторый шум, поэтому вряд ли стоит удивляться тому, что через некоторое время в дверь забарабанили вновь. Танец прервался и стало чуть потише, благодаря чему голос из-за двери, на сей раз мужской, прозвучал весьма внятно: 'Открывайте, милиция!' Евгений потряс лежавшего на диване идиота за плечо, и когда тот открыл глаза, сообщил: 'Там Даша к тебе пришла'. Идиот сорвался с дивана, подбежал к двери и спросил с надеждой: 'Дашь поебать?' Человека по ту сторону двери этот вопрос явно взбесил, поскольку в дверь замолотили кулаком с такой силой, что с потолка посыпалась штукатурка. 'Прекратите дубасить в нашу дверь своими кулачищами!' — крикнула с негодованием брюнетка. Под переборы баяна Евгений спел подходившую к случаю частушку:
Из коридора послышалось рычание разъяренных хищников, и вслед за тем незримый недруг врезался в дверь всем своим весом. Та затрещала, но все же устояла, будучи построена со сталинской основательностью. 'Открывайте, вам говорят!' — проревел голос, изобличавший крайнюю степень ярости. В ответ была пропета другая частушка:
'Щас вы у меня по-другому запоете! — бесновались в коридоре. — Выебу на хуй!' Евгений незамедлительно ответил, так что девушки зашлись от смеха:
