Взгляд искал единомышленников. – Тоже мне, герой.
– Умгу, – отозвался Кенске. – Вот если бы он утащил с собой одну кураторшу – тогда да-а. Герой бы был.
Тодзи оглянулся, загоготал и ткнул кулаком в плечо Айду:
– «Одну кураторшу-у-у»! Ловко, ловко!
Кенске кисло улыбнулся и снова затрещал клавишами, не обращая внимания на начавшуюся перебранку. Я ничего не могла с собой поделать: следила за ним. В последние дни Айда Кенске словно бы таял, растворялся в эфире. Все вздрагивали, когда он начинал говорить, о нем сразу забывали, стоило ему замолчать. Наверное, если он не придет на методсовещание, Кацураги не сделает ему выговор.
Дети сталкивались с ним в коридорах – «Опять бухает». «Хоть бы просох до контрольной». «Что это с учителем?»
Сегодня утром около столовой он встретился с Аской Ленгли, и я увидела, как доктор долго смотрит ему вслед. Потом Ленгли перехватила мой взгляд, подмигнула и исчезла.
Я даже не поняла, в какой кабинет она зашла.
Воздух лицея звенел от напряжения, начиналось что-то странное, и я едва ли могла списывать свои ощущения на Каору, страх и опухоль. Я поминутно ждала синей тревоги, каждый урок казался последним. Во время тестов в 2-D я выглянула в окно и не увидела теней в парке – не увидела погожим осенним днем.
«Побочные эффекты новых лекарств» – так звучал правильный ответ, и все равно мне было страшно, потому что до сих пор где-то был Каору, потому что в микрокосме Аски Ленгли прятался Лабиринт. Потому что Айду Кенске что-то стирало из этого мира – и мой бред не имел к этому никакого отношения.
– …Наш новый сотрудник – специалист по преподавательской этике, Нагиса Каору-сан.
Я подняла взгляд. Малый зал методсобраний словно сгустился вокруг него – улыбающегося, благодушного. Он причесал свои пепельные волосы. Он трепал бэйдж, прикрепленный к карману пиджака, кивал собравшимся и улыбался, улыбался.
Улыбался. Настоящий цвет его глаз скрывался за скрипуче-желтыми очками в тонкой оправе.
– Надеюсь, все наши уроки достойны звания открытых, – сказала замдиректора, – и проверка будет приносить уважаемому Нагисе-сану удовольствие.
Коллектив лицея молчал, послышались отдельные хлопки. Я пыталась вспомнить, как попала сюда. Кто-то вошел – кто-то опоздавший, – поймал взгляд Кацураги и сел на крайний стул у дверей.
– Очень рад, что меня так принимают, – поклонился Каору. – Большая честь работать с вами, пусть и недолго.
Я ждала, что он вот-вот скажет какую-то двусмысленность – только для меня, только для него. Я ждала, и в животе все каменело, а рядом со мной было одно свободное место. Меня трясло.
Каору поклонился и пошел в зал – улыбаясь, улыбаясь. Кацураги что-то говорила за его спиной, совещание перешло к новому вопросу, а я слышала только EVA в своей голове, только толчки взбесившейся боли.
Он шел ко мне, и вдруг что-то изменилось.
Я услышала слабый вскрик-вздох изумления, и поняла, что не вижу Каору.
– Вы не ушиблись? – громко поинтересовалась Аска Ленгли, помогая Нагисе встать. – Садитесь сюда, я найду себе место.
Когда она опустилась рядом со мной, я поняла, кто опоздал на совещание. Малый зал шептал, я видела рты и уши, видела глаза, которые смотрели на мою соседку – кто украдкой, а кто и не скрываясь.
– Упал, – трагическим шепотом вздохнула Ленгли, ни к кому конкретно не обращаясь. – На ровном месте. Бывает.
Она достала блокнот и все оставшиеся полчаса рисовала. Я искоса присмотрелась и вздрогнула.
Со страницы блокнота смотрело жерло коридора, выложенного кафелем. Аска поглядела на меня и добавила под рисунком несколько штрихов, сложившихся в ее любимый смайл.
– …Завтра мы еще встретимся, – сказала Кацураги, и я поняла, что все закончилось. – Надо обсудить подготовку к Хэллоуину, прошу кураторов подготовиться. Всем пока.
И снова не было директора Икари. Я встала, складывая свои бумаги, спрятала откидной столик в спинку сиденья и пошла к выходу. Трость жгла мне руку. Вокруг толкались и шумели, я шла, ощущая режущий взгляд, и все было так, как я боялась. Каору не подошел, он просто смотрел.
Издерганный день заканчивался. В коридоре все стало только хуже: снова пришла паника, ощущение края пропасти, и мне очень хотелось бежать, а лучше – уйти в себя, раствориться, стать дымом. Вместо этого я нашла взглядом Икари-куна и пошла поперек потока людей – к подоконнику, где он стоял, водя пальцами по экрану планшета.
– Икари.
Он обернулся, и я смешалась. Он ждал – ждал именно меня.
– Вы… Как вы?
Я встала рядом – очень не хотелось отвечать. На нас поглядывали, но пока никто не остановился. Я смотрела сквозь тени, скользящие к выходу из лицея, и свет серел от шагов и шороха одежды.
– Спасибо за сообщение, – сказала я.
Он нахмурился, и пришлось уточнить:
– Вчерашнее.
Икари-кун кивнул и тоже оглядел проходящих мимо нас людей.
– Я напился. Не слишком поздно написал?
– Нет.
Он удивился.
– Вы еще не спали?
– Нет.
– Но… Почему?
– Я поздно ложусь и сплю недолго.
«Знаешь, Аянами, я сплю от полутора до двух часов. Дольше не могу. И не хочу», – вспомнила я.
– Интернет?
Я промолчала. Он снова спросил не то: напомнил мне пережитое – пережеванное ночью. Не то, не так, не вовремя – Икари-кун неуклюж и предательски точен. И я вдобавок не понимала, причину этой точности.
– Нет. Почему вы так решили?
– Вы фотограф. У моего друга… – он повертел в руках планшет, точно соображая, что это у него в руках. – Э-э, товарища… Не важно. На рабочем столе был странный пейзаж. Я видел его вчера вживую: раннее осеннее утро, брусчатка, парк – и фрагмент старой стены. Представляете, видел. Даже освещение было такое же, как на том пейзаже. Я вспомнил, на каком форуме сидел этот товарищ, ну и нашел вас.
Я помнила тот снимок. Это было хорошее утро.
…Я проснулась до восхода солнца и долго пыталась понять, что со мной. Я встала, доделала план урока, обулась и вышла на улицу, набросив пальто поверх халата. Парк молчал, и какая-то прозрачная нота билась у меня в виске. В грязно-серый пейзаж кто-то вплел тончайшую нить хрусталя, пахло сыростью и прелой листвой, и я уже все поняла и, спотыкаясь, почти побежала за камерой.
– В то утро я проснулась без боли.
– Странный снимок, – невпопад кивнул Икари. – Но очень красивый.
«Он меня нашел, – думала я, – он видел мою работу». Какой тесный маленький мир.
– Куда вы сейчас? – спросила я.
– М-м, д-домой…
Я чувствовала себя странно, затылок жгло от потустороннего взгляда, который искал меня – с ленцой, не прилагая усилий, – но искал. Все станет только хуже – я это прекрасно понимала, но мне расхотелось прятаться от себя и от других.
Почти тепло. Почти уютно.
– Вас… Проводить? – спросил наконец он. – Можно?
