– До свидания, Аянами-сан, – сказала Майя и открыла дверь. – Пойдем, Карин?
– Да, конечно. До свидания, Аянами-сан.
– До свидания.
Снова запела пружина, где-то наверху спустили воду, и трубы загремели еще громче. Я прикрыла ладонью горящие глаза. «За Карин Яничек пришли. Она – Ангел». Я не могла понять, что происходит, почему выпускница вопреки всем тестам оказалась врагом. Почему ослепла я, ослеп Икари-кун, заменявший меня в этом классе. Почему оплошали медиумы-кураторы.
Сердцу было тесно за ребрами.
Не было никакой ошибки, поняла я, распахивая дверь. Не было – до сегодняшнего дня, и еще не поздно остановить все.
Карин уже почти дошла с Майей до лестницы, а меня взяли за локоть.
– Не спешите, Аянами-сан, – сказал Кадзи. – Вам не стоит торопиться.
Я оглянулась. Коридор был пуст, сотрудники СБ исчезли, но садовник стоял, поправляя сложное устройство связи на ухе, а другой рукой все еще придерживая меня.
– Это ошибка, Кадзи-сан. Она…
Бум. Бум. Бум. Пульс мешал говорить, и темнота коридора окрашивалась в оттенки багрянца. С каждым ударом сердца перед глазами вспыхивало облако яркого света.
– Никакой ошибки нет, Аянами-сан. Яничек опознана как Ангел. Главное, не волнуйтесь. Вам вредно, вы бледнеете от этого.
Я обернулась. Каору небрежно отшвырнул Майю в сторону и прямо у лестничной клетки набросился на Карин. Теплая волна прокатилась коридором, и я увидела бойню. Нагиса не дал ей и шанса раскрыться – «А она могла?» – он опрокинул ее, смял и рассек на куски. Фрагмент коридора вокруг них разросся огромным залом, брызнул густой дым, скрывший финал – поглощение микрокосма.
Отдача ударила мне по глазам, и это было уже слишком.
Лицей горел.
Я распахивала двери, ища выход, но его не было: из каждого проема мне в лицо бросался ослепительный жар. Кричали дети, и их крики врывались в пламя сиреневыми молниями. Я видела скрип перекрытий, в которых ворочалось пламя, я видела, как бьется пожарная сирена.
На пути к единственной лестнице стоял Каору.
За ним был холл и, возможно, – выход.
– Хватит уклоняться, Рей, – сказал он. Он улыбался, и пламя лизало потолок над его головой. От жара его волосы шевелились.
Я попыталась обойти его, но он отшвырнул меня – прямо на горячую стену. Когда рубашка прикипела к спине, я закричала.
– Давай, – потребовал он. – Ты выйдешь отсюда со мной – но не как кукла, поняла?!
Он стоял надо мной и говорил.
Специальный госпиталь NERV сгорал вокруг нас – не лицей. Водоворот ледяного пламени закружил меня, и все закончилось.
«Лицей никто не сжигал», – решила я, видя потолок палаты над собой. Не сжигал, не сжигал, не сжигал… Мысли не поспевали за пульсом, и я понимала, что с сердцем что-то не так. О, нет, подумала я.
«У тебя потрясающее сердце, дорогая моя. Даже не верится, что это моторчик раковой больной», – сказала Акаги три года назад. Я попыталась сесть в кровати, карабкаясь по неизменным ступеням: слабость, муть в глазах, иголки боли за височными костями.
– Вот умница, очнулась, – сказала доктор Акаги. – Давай, снимай датчики.
Я сунула руку в разрез больничной рубашки и отлепила от груди две присоски. Еще один провод заканчивался пластырем под ключицей.
– И его, и его, – кивнула Рицко-сан. – Я на всякий случай легкие прослушала. Ты хорошо дышала, как во сне, как ребенок.
Она положила на прикроватную тумбочку лоток и отошла к столу, так и не поставив уколы. Я следила за ней: странный голос, странные жесты. Акаги бедром зацепила раковину, и листок назначений вытащила из настольного зажима не с первой попытки. Я принюхалась, прозревая: в палате пахло спиртом – но не медицинским.
– Вы пили?
– Я? Не-ет! – отмахнулась Рицко-сан и принялась писать. В кресло она так и не села.
Я потерла пальцами ладони: потно. Липко. Призраки исчезли, при поворотах головы больше не тошнило. За окном тени ветвей обмахивали фонарь, в палате пахло ложью и неправильным спиртом.
– Из-за Карин Яничек? – спросила я.
Акаги-сан подняла взгляд и нахмурилась:
– Из-за кого? А-а, ты имеешь в виду последнего Ангела?
Она выпрямилась, отложила ручку. Потерла пальцы, точно ища воображаемую сигарету.
– Я имею в виду Карин.
– Так она же и была Ангелом, – сказала Акаги. Она не могла найти себе места: пыталась устроиться на банкетке у двери, потом – опереться на стол. Доктор много двигалась, но совсем немного – со смыслом.
– Нет. Кто идентифицировал синий код? Икари? – мне вдруг стало холодно, но я все же продолжила: – Или Нагиса?
– Нет, родная моя, – покачала головой Акаги. – Сигнал поступил от СБ. Наверное, кто-то из медиумов. Но что тебе…
– Произошло убийство. Карин не была Ангелом.
– Погоди, что ты…
– Я говорила с ней. Она – медиум. Хороший, хотя и странный.
«– Мама хотела, чтобы я стала шеф-поваром. А папа сказал, что женщины шеф-поварами не бывают.
– А ты хотела?..
– Я? Они оба не знали, чего хочется мне. Не спрашивали».
– Погоди, – снова сказала Акаги. – Не Ангел? Ты уверена?
Я промолчала: в моей уверенности теперь не было смысла.
– День, когда прибыл Икари, – сказал Рицко-сан задумчиво, – в тот день ты пропустила Ангела. Ты сама рассказывала, что еле разглядела его. Когда уже знала, кто это. Помнишь?
Она вдруг улыбнулась и продолжила:
– А какой день был, правда? Противный такой, и мальчик этот директорский – тоже гад. И что тебя потянула так на него? Хоть на второй раз он ради тебя постарался?
Виски, подумала я. Скотч. Мне было противно.
– Доктор Акаги-сан. Мне надо узнать, кто определил Карин как Ангела.
– А? Зачем?
– Я так хочу.
Рицко-сан встала, пошатнулась и пошла к дверям. Свет мигнул: Акаги пощелкала выключателем. Тьма – свет. Снова тьма. Мне стало нехорошо, ладоням – совсем потно.
– Ты дурочка, Рей. Плюнь на это все. Плюнь, ладно? У тебя метастаз в правом легком и… Плохая гистология костей.
Свет – тьма. Свет – тьма. Ритм грохотом отзывался в ушах.
Тьма – свет. «Метастаз, – подумала я отстраненно. – Сколько раз я уже умирала?»
– Со дня на день начнутся новые боли, – сказала Акаги из темноты. В ее голосе было мокро. – Я перевожу тебя на симеотонин.
– Зачем?
– Просто так. До конца.
