считать такое внимание лестным. И ее пугало, что какая-то частица ее существа жаждала именно такого обращения.
— Мне все равно.
Разрываемая на части смущением, она сказала резко:
— Ваша грубость и полное отсутствие хороших манер, возможно, вполне достаточны для некоторых женщин, но, уверяю вас, мне все это не кажется забавным.
Колфилд так быстро опустил руки, что она с трудом удержалась на ногах.
— Радость моя, этого больше чем достаточно для вас. Вы так же хотите меня, как и тогда, и вид у вас голодный.
Джесс содрогнулась. Его черты исказились от какого-то темного и мучительного чувства.
Потом он отвернулся с приглушенным проклятием и бросил через плечо, не оборачиваясь:
— Я пытался забыть ту ночь, но это оказалось невозможно.
Джессика отвела глаза от его окаменевшей спины, позволяя свежему ветру овевать ее лицо.
— Почему вас преследует это воспоминание? Вы могли и можете рассчитывать на мою скромность.
— И я всегда был благодарен за это.
— С тех пор вы долгие годы избегали меня. Почему, если этот случай ничего не значил для вас?
— Потому что узнала кое-что, чего не должна была знать. И это меня смущало.
Сознательно или на уровне инстинкта Джессика почувствовала себя преследуемой дичью.
Она ощущала неистовство его желания, и это ее пугало. Но возможно, не настолько сильно, как должно было, ибо ее желание было столь же сильным.
Алистер сделал шаг и оказался лицом к ней так, что мог беспрепятственно ее разглядывать.
— Чем отчужденней вы себя ведете, тем большей решимости добиться своего я преисполнен. Да, вы кое-что знаете обо мне, и это кое-что существует между нами. И это должно сближать нас, а не отдалять друг от друга.
— И это должно сделать меня доступной, как теперь, когда вы втянули меня в столь откровенный разговор?
— Такой же доступной, как прошлой ночью, но не под воздействием винных паров. Хотя у нас не было намерения переступить черту, семь лет назад мы это сделали, и теперь назад пути нет. Я попросил вас остаться, и вы не убежали. Мы с вами разделили опыт, совершенно уникальный, какого не было в нашей жизни ни до, ни после. Вы цепляетесь за то, что принято в обществе: нравы, правила поведения и благопристойность, как за шаль, которой окутываете свои плечи. Но для нас с вами не существует никаких преград. Судьба распорядилась свести нас вместе и в этот раз, а я устал бороться с ней.
Мысль о том, что стать любовниками их вынуждает провидение, показалась Джесс утешительной, поскольку это снимало с нее ответственность за возможные последствия.
Она сделала глубокий вдох и быстро заговорила:
— Я сожалею о том, что сказала вам вчера. Я хотела, чтобы вы остались.
— Я занимался любовью за деньги и хочу, чтобы вы знали почему.
Как только эти слова были произнесены, Алистер почувствовал глубокое облегчение, но за этим мгновенно последовало напряжение. Он всеми силами пытался избежать подобной откровенности.
Джессика склонила голову набок, и от этого движения густой золотистый локон упал на ее плечо. Она вцепилась в отвороты его рубашки, и вокруг ее полных губ образовались две морщинки в форме полумесяцев. Она недавно потеряла мужа, к которому была глубоко привязана, а Алистер заставлял ее забыть о нем ради своих эгоистических целей. Даже сейчас ее бледно-серое платье являлось свидетельством того, что она все еще в трауре. И его глубоко ранило напоминание о человеке, с чьим безупречным поведением и нравственностью он никак не мог бы тягаться.
— Скажите мне, — принялась она его упрашивать. — Объясните, чтобы я могла понять.
Он заговорил прежде, чем успел отказаться от откровенного объяснения:
— По настоянию моей матери Мастерсон выделил мне кусок земли на Ямайке. Эта земля была замечательна только своими размерами и полным отсутствием средств к существованию на ней. Там не было ни рабов, ни построек, ни какой-либо техники. Мать позаботилась также о том, чтобы его лордство предоставил мне корабль. А он сумел найти самую неподходящую для дальних путешествий посудину, которую я имел несчастье видеть в жизни. Я получил возможность разбогатеть, но у меня не было никаких средств на то, чтобы купить оборудование, способное обеспечить мой успех.
Джесс громко вздохнула:
— Не могу себе представить подобное унизительное обращение.
— Слава Богу, вам никогда и не придется столкнуться ни с чем подобным. Но возможно, вы поймете, что мною двигало, когда я начал торговать своими талантами, чтобы заработать деньги на вещи, необходимые для моего процветания.
— И тогда вы обрели славу человека, никогда не отказывающегося от любого пари.
Алистер кивнул:
— Ни от скачек, ни от других азартных игр. Я готов был приложить свои таланты к любому делу, сулящему доход. К тому же мне повезло в том, что женщины находили меня привлекательным.
— Вы неправдоподобно красивы, — согласилась Джесс. — Но в то время вы были так молоды…
— И все же достаточно взрослым, чтобы понимать, что не имею право на идеализм, — закончил он смущенно.
И тогда, и сейчас его не устыдило принятое решение. Если для выживания требовалась жесткость, он проявлял ее без зазрения совести и без оглядки.
— В некотором отношении моя юность оказалась преимуществом. Я был сексуальным, энергичным и неразборчивым.
Последние слова Алистер произнес с вызовом, чего делать не собирался, но он был на взводе. Его сердце сжималось от беспокойства о том, что она могла бы счесть его прошлое неприемлемым.
— Вначале я наслаждался этим. Неограниченные возможности секса с опытными светскими женщинами! Тогда я понял, что для некоторых женщин оплата моих услуг была способом успокоить свою совесть и отделаться от чувства вины за то, что они вступали в связь с мужчиной вполовину моложе их. В те времена я относился к этому как к игре. Меня забавляла возможность выудить у них что-то в обмен на то, от чего я сам получал огромное удовольствие. К тому же мне удалось узнать удивительные тайны женского тела. Я научился их читать и прислушиваться к ним, научился доводить женщину до самозабвения. Если искусство дарить наслаждение сродни любому другому искусству, то я овладел им в совершенстве.
— Несомненно, вы оказались способным учеником, — прошептала Джесс.
— Женщины любят говорить, — продолжал Алистер мрачно, не в силах решить, как она воспринимает его полную и скандальную откровенность. — Особенно о вещах, от которых получают удовольствие. И потому мне стало ясно, что чем большие требования предъявляют к тебе, тем выше будет вознаграждение. Я понял, как извлекать пользу и доход из своего искусства, и счел глупым отказываться от них, принимая во внимание мои обстоятельства. Через некоторое время перестаешь что-либо чувствовать и воспринимаешь все как бизнес. И привыкаешь пользоваться своим телом безоглядно, как инструментом.
— Вот как, — сказала Джессика и надолго замолчала. Наконец она произнесла: — Я была идиоткой. Мне никогда не приходило в голову, что вы могли не ценить… этот акт. В конце концов, леди Трент красива…
— Некоторые из них были красивы, некоторые нет. Некоторые были хороши только внешне. Но безотносительно к этому когда вы что-то продаете, это больше вам не принадлежит. Вы теряете право отказаться, и, если потребуется повторить действо, вы не смеете показать, что вам это трудно или неприятно. В какой-то момент я понял, что превратился в товар, используемый по требованию, и перестал получать удовольствие от того, что раньше доставляло мне наслаждение. Это превратилось в работу по найму, правда, в доходную работу.
— А как ваша семья? Не могли они…
— Я взял этот чертов корабль и принял выделенную мне землю. У меня не хватило гордости отказаться. Поверьте мне, что, если бы я мог обратиться к кому-нибудь за помощью, я бы сделал это.
