Алистер ожидал, что она спросит, почему он не смог обратиться к Мастерсону, и думал, как ответить на этот вопрос, если он будет задан. Джесс уже знала о его грязном прошлом больше, чем он готов был рассказать кому-либо другому. Делиться этими сведениями с Джессикой, с женщиной, привлекавшей его больше и затронувшей глубже, чем все остальные, было мучительно. Он хотел быть для нее самым желанным мужчиной, но оказался намного ниже ее стандартов.
— В таком случае вы сделали то, что следовало, — убежденно заявила Джессика, и его это удивило. — Я могу оценить вашу потребность стать кем угодно, чтобы выжить в невыносимых обстоятельствах.
Как спокойно она приняла его откровения. Алистер с трудом мог в это поверить.
Он сделал шаг к ней, не будучи в силах вынести даже столь малого расстояния, разделявшего их.
— Вы все еще согласны меня принять? Сможете заглянуть в меня глубже? Как бы я ни хотел все изменить, получается, что мое прикосновение может осквернить вас. И все же оно доставит вам наслаждение. Я готов вам поклоняться. Я никого не желаю так, как вас.
— Я принимаю вас, Алистер. Принимаю. — Джессика с трудом перевела дух. — Но что касается остального…
— Продолжайте, — раздался его хриплый голос.
— Я не лучше других, кто сделал вас инструментом своего наслаждения.
Ее глаза казались огромными и темными, а прелестные черты выражали внутреннее страдание.
— Я желала получить право распоряжаться вами, как делала леди Трент, и не ради безопасности, а потому что меня волнует мысль об этом.
Кровь бурно устремилась в нижнюю часть его тела, и это произошло настолько быстро, что ему стало трудно держаться на ногах. Прямота Джесс ошеломила и взволновала его, как и мысленная картина того, как она наслаждается его телом.
— Джессика!
Внезапно она двинулась вперед, обогнула его и устремилась к планширу. Одной рукой она обхватила полированное дерево с такой силой, что костяшки ее пальцев побелели.
Алистер последовал за ней и встал у нее за спиной, руки его оказались по обе стороны от нее. Ее спина была прямой, и все тело казалось напряженным. Он опустил голову и прижался губами к ее правому виску. Каким-то образом он должен был заставить ее понять, насколько ее огорчение показало ему, что она питает к нему достаточно глубокие чувства.
— Моя покорность — это то, чего вы хотите? Мысль о том, что вы можете заставить меня служить вам, волнует вашу кровь?
— Нет!
Алистер почувствовал, с каким трудом она сглотнула.
— Я хочу вас, но вы меня подавляете. Мне надо сохранять власть над собой.
— Вы полагаете, что я обладаю властью над вами? То, что нас связывает, никогда не было надежным и безопасным и никогда не будет. Вы должны принять наше взаимное притяжение как данность со всей его ущербностью и опасностями и верить, что в конце концов окажется, что наши отношения того стоят.
— Не думаю, что способна на это.
— Попытайтесь!
Джесс повернулась и посмотрела на него:
— Простите мне мою взбалмошность. Я просто хотела, чтобы вы остались. Хотела так сильно, что говорила не задумываясь.
Он поймал блестящий золотистый локон и потер его, зажав между пальцами.
— Не стоит извиняться за то, что вы так сильно пожелали меня. Но позвольте мне объяснить вам все: в наших отношениях не может быть искусственности, манерности. Вам не может принадлежать Люциус, никогда не сможет, ибо такого человека больше нет, а для вас его никогда и не было.
В те времена он говорил себе, что использует свое второе имя, чтобы защитить свою личность. Откровенно говоря, это был способ самосохранения, спасения от деградации и позора, поскольку он принимал деньги от женщин за свои сексуальные услуги, от женщин, желавших получить от него то, что было для них недоступно нигде без риска скандала и презрения общества. И хотя некоторые из них желали его ради его лица и тела, многие хотели только удовлетворения. Они хотели в любовники человека, известного своей страстью к риску… а также способного, по слухам, сделать за деньги что угодно. Они чувствовали себя менее испорченными и развращенными, когда сознавали, что купили право позволить себе любую порочность.
Она кивнула:
— Понимаю.
Алистер прижался лбом к ее лбу, чувствуя себя несчастным от мысли, что она желает получить ту его часть, которую он никогда бы не согласился отдать ей.
— Вы должны знать, что он никогда вам не принадлежал. В ту ночь, в тот момент, когда я увидел вас, остались только мы вдвоем, вы и я. Люциус был с леди Трент, я был с вами.
Ему ответил ее трепетный вздох.
— Хорошо. Я не хочу его. Теперь я понимаю, что, предложив вам заплатить за услуги, я обращалась к нему. После того как вы прикасались ко мне… Прошу прощения.
Глаза Джессики были ясными и широко раскрытыми: они были полны печали и раскаяния. Еще в них была жалость к нему, а уж этого он ни в коем случае не хотел от нее.
— Я дам вам все, чего вы хотите. Даром. Вам стоит только попросить.
Его рука скользнула под полы сюртука, обнимавшего ее плечи, и оказалась у нее на бедре.
— Расскажите мне все о своих фантазиях.
— Нет!
Ужас, прозвучавший в ее чопорном тоне, вызвал у него улыбку.
— Это неприлично.
Алистер подался ближе к ней и лизнул ее в мочку уха.
— Верьте мне, — напомнил он Джессике, почувствовав ее дрожь. — Я доверил вам правду, которая меня никак не красит…
— Я вас не осуждаю.
— Это очень много значит для меня. Позвольте отблагодарить вас. Скажите мне, чего вы желаете.
— Вы не должны проявлять ко мне такую фамильярность. — Джесс с тревогой оглядела палубу. — Здесь нет возможности оказаться в уединении.
— Могу я сегодня вечером прийти к вам?
Алистер бесконечно долго ожидал ее ответа, которого так и не последовало. Вместо этого ее беспокойство возрастало. Она принялась теребить его сюртук и переминаться с ноги на ногу. Опасаясь слишком давить на нее, Алистер сделал шаг назад.
— Моя каюта через две двери от вашей на противоположной стороне коридора, — вдруг нашелся он. — Вы можете прийти ко мне.
Она посмотрела на него округлившимися глазами:
— Я никогда бы не сделала этого.
Он улыбнулся. Возможно, и так, но даже ожидание и предвкушение стали бы для него наградой.
Как и каждое утро в последние две недели, Эстер просыпалась с непреодолимой потребностью извергнуть содержимое из своего желудка.
Скатившись с кровати, она, спотыкаясь, бросилась к ночному сосуду и произвела это теперь ежеутреннее действие. Каждое утро перед наступлением рассвета омрачалось одним и тем же.
