стараясь отыграться, он не уходил, и проигрыш его удвоился.
Кондуктор поднялся на второй этаж. Его жилье было мрачным, унылым и безрадостным. Ханафи зажег керосиновую лампу, осветил ею все углы, пытаясь найти что-нибудь поесть. Его желудок властно требовал пищи. В одном углу Ханафи наткнулся на котелок, снял крышку и понюхал, затем посмотрел на холодную печурку, которая словно съежилась, от бездействия… Придется разжечь ее, как он делает это каждый вечер, и долго ждать, пока пища разогреется… Но тут он отбросил крышку котелка и пробормотал:
— Противно… есть нельзя!
И принялся вовсю ругать старуху Умм Ибрагим, которая за небольшую ежемесячную плату прислуживала ему.
Ханафи снял свою форменную одежду, швырнул ее на стул, надел рубаху и бросился на постель… Он закрыл глаза, но не мог заснуть: на него нахлынули воспоминания. После смерти жены жизнь Ханафи стала мучительной… Время от времени он вздыхал, но наконец усталость взяла свое и Ханафи перенесся в мир сновидений…
Ханафи проснулся, сел на край постели, потянулся и зевнул. Потом на его лице появилась улыбка, сменившаяся громким, веселым смехом… Воображение Ханафи безудержно разыгралось, он вспомнил только что виденный сладкий сон!
Вскочив с постели, Ханафи заглянул в котелок… Прошло мгновение, в печурке уже пылал огонь, и комната наполнялась запахом пищи… Поев, он долго вытирал усы, затем закурил, подошел к окну и, пуская дым колечками, стал смотреть на улицу… Его взгляд упал на противоположное окно. Ханафи вдруг представил себе, как молодая женщина, еще в ночной рубашке, прибирает комнату… Он видел, как она поставила на подоконник глиняный кувшин.
Ханафи отошел от окна, посмотрел на часы и стал поспешно надевать форменную одежду.
Одевшись, он быстро пошел к двери, но едва открыл ее, как увидел Умм Ибрагим. Старуха поздоровалась:
— Доброе утро, господин Ханафи…
Он окинул ее внимательным взглядом и ответил:
— Злое утро, Умм Ибрагим!
— Злое? Спаси нас аллах-хранитель!
— Злое… Конечно, злое. Служба скверная и дела отвратительные…
— Что-то я не слышала раньше от тебя таких речей. Что случилось?
— Даже кувшин не можешь поставить на подоконник, чтобы вода остыла.
— Разве ты не запретил мне это после того, как глиняный кувшин упал на голову проходившего эфенди?
— Всегда ты по своей бестолковости припишешь мне то, чего я не говорил.
В этот момент Ханафи увидел на своем пиджаке оборванную пуговицу и заворчал:
— Вот и за костюмом некому присмотреть… Это невыносимо… Ты в последний раз переступаешь порог моей комнаты… Слышишь?.. В последний раз!..
Он резко захлопнул за собой дверь и побежал по лестнице, перепрыгивая через ступеньки. Ханафи разгневался не на шутку.
В этот день он принял смену на трамвае № 8.
Время текло, трамвай курсировал взад и вперед между аль-Атаба и Шабра. Вместе с ним двигался и Ханафи — то в первом классе, то во втором, а то и в кабине водителя.
В его руках деревянная доска, и на ней много разных билетов. Он стучит по доске обгрызанным карандашом и выкрикивает: «Билеты… Берите билеты…»
Вот трамвай бежит по предместью Шабра. Прислонившись к стенке вагона, Ханафи смотрит вокруг; легкий ветерок доносит до него благоухание зеленеющих полей. Задумавшись, он неожиданно спрашивает себя: «Неужели ее в самом деле подобрала скорая помощь?..»
Прошло несколько дней. Ханафи работал на разных маршрутах, а затем вернулся на трамвай № 2.
Был десятый час вечера, когда кондуктор, рассчитываясь с пассажиром, увидел белую мулайю… Посмотрев на девушку, он почувствовал, как задрожали его руки.
Девушка тоже заметила Ханафи и побледнела. А он, недовольно ворча, направился к ней. Девушке ничего не оставалось, как броситься к двери и на ходу спрыгнуть на мостовую, но кондуктор схватил ее за мулайю и закричал:
— Ты что, с ума сошла? Подожди, пока трамвай остановится…
И девушка вернулась на свое место.
— Благодарю за любезность, — сказала она.
А кондуктор вспылил:
— На тебя не действует ни грубость, ни вежливость. Чего ты привязалась к этому трамваю? Какие между нами счеты, что ты отравляешь мне жизнь?..
Один из пассажиров вмешался в разговор и стал вспоминать, как девушка упала с трамвая и ее подобрала карета скорой помощи. Пассажир спросил кондуктора:
— Почему ты не позвал полицию?
— Хорошая мысль. Обратился бы я к полиции, и дело с концом.
И Ханафи продолжал выполнять свои обязанности. Продав пассажирам билеты, он сел на свое место; на лице его появилось задумчивое выражение.
Когда вагон, приближаясь к остановке, замедлил ход, в него неожиданно вскочил контролер и стал проверять билеты. Ханафи спокойно направился к девушке, сунул ей в руку билет и как ни в чем ни бывало прошел дальше…
Вот и крепость — конечная остановка. Трамвай повернул обратно. Но девушка не вышла из вагона. Она украдкой посматривала на кондуктора, как бы спрашивая себя: «Почему он не отправил меня в полицию?»
А кондуктор, продав пассажирам билеты, снова ушел в свой угол и погрузился в размышления…
Неожиданно девушка увидела, что кондуктор подходит к ней и ласково улыбается. Она поспешила сказать:
— Я сойду на следующей остановке…
Не ответив, он стал рядом с ней и некоторое время молчал. Потом девушка услышала, как он тихо, будто говоря сам с собой, спросил:
— Где ты живешь?
— Почему ты спрашиваешь меня об этом? Хочешь сообщить обо мне полиции?
— У тебя есть семья?
— Я одна…
Они снова замолчали. Кондуктор пошел на свое место, выдал пассажирам билеты, затем вернулся и опять, стал рядом с девушкой. Она нарушила молчание:
— У тебя трудная работа… Не так ли?
— Мы все время, с утра до поздней ночи, двигаемся. То ходим по вагону, то стоим… У нас у всех больные ноги.
— Да поможет вам аллах…
— Разве нельзя после этого извинить человека, если он вдруг потеряет терпение?
— Конечно…
— И когда после всего этого мы приходим домой и не находим ни аппетитного куска, ни мягкой постели, хорошо ли нам?
