взглядом проводил Роберта, пока тот не скрылся за дверями Архива.
13
Одна за другой представлялись ему картины, виденные во время посещения городских фабрик, вызывая в нем мучительные вопросы. Он часто ловил себя на том, что ходит сгорбившись по своему кабинету из угла в угол; было такое ощущение, как будто какой-то мешок с прахом давит на его плечи. Блуждание в зеркальном лабиринте напоминало своей жуткостью ситуации, сходные с теми, в которых оказывались те или иные группы местного населения, и вот теперь он сам попал в подобное положение.
В тяжелом раздумье смотрел архивариус на пустые страницы тома, врученного ему для ведения хроники. Наконец он взялся за перо и сделал кое-какие пробные записи, попытавшись суммировать пережитые впечатления. В верхнем правом углу листа он вывел слово 'Фабрика', но тотчас зачеркнул и надписал над ним: 'При знакомстве с фабриками'. Далее он набросал следующее: 'Жители города суть инструменты слепой власти. Их действия подобны оборотам холостого хода. Существование их протекает в какой-то игрушечной комнате времени, если это так можно назвать. Здесь картина жизни как будто проходит в сновидении. Все движутся по какому-то утерянному следу. Они кажутся затравленными, точно над ними нависла гильотина вечности.
Чем больше я наблюдаю эту жизнь здесь, тем больше некоторые выглядят как куклы'.
Потом он исправил слово 'куклы' на 'муляжи'. Написав еще две-три фразы, он прочел все от начала до конца и, недовольный написанным, вырвал страницу из тома, скомкал и бросил в ящик стола.
Как-то раз он взялся было написать Анне письмо, которое думал отправить через Леонхарда. Но желание излить свои чувства прошло. Перед лицом страшной картины, представшей ему на фабриках, с втянутыми в процесс жалкими людскими массами, которые тратили неимоверные усилия впустую, его отношения с Анной казались не менее призрачными.
Вопросы, которые невольно теснились один за другим в его уме, представлялись столь важными, что всякие мысли о личной жизни и взаимоотношениях с любимой сами собой отступили на задний план. Пребывание в этом городе означало теперь уже, кажется, большее, чем просто единичную судьбу.
Он отложил в сторону начатое письмо и живо откликнулся на предложение Перкинга, старшего из почтенных ассистентов, который заговорил однажды с Робертом о том, что пора возобновить прежнюю традицию, а именно регулярно принимать в определенные часы местное население. Это, как он пояснил, входило если и не в обязанность архивариуса, то по крайней мере в заведенный издавна порядок — принимать депутации, выслушивать просителей и ходатаев, по возможности учитывая всякого рода информацию от населения, насколько она могла быть полезной для Архива. Кроме того, как сказал тот же Перкинг, часть давно осевшей здесь касты служащих выражала желание, чтобы их по-прежнему информировали, как это издревле повелось, о разных природных явлениях, к примеру об образовании облаков и дождей, но также и о политическом развитии более отдаленного зарубежья. Для этого архивариус мог бы использовать соответствующие материалы Архива — в том случае, если он откажется от сообщения на основе своих жизненных воспоминаний.
Роберт обещал заняться и тем и другим. Его привлекала перспектива ощутимой, конкретной деятельности, во-первых, она приносила бы непосредственную пользу, во-вторых, он работал бы тогда в Архиве не только как бы для самого себя, но и был бы втянут, как любой другой, в повседневную круговерть. К тому же он полагал, что благодаря общению с разного рода группами населения сумеет лучше узнать желания и нравы местных жителей.
Перкинг заметил ему, что каждый житель имеет право только на одноразовое посещение архивариуса в приемные часы и что многие наперед отказались от этой возможности. Чтобы несколько охладить чрезмерный пыл архивариуса и дать ему представление о реальном содержании этой побочной деятельности, помощник сказал, что посетителей можно распределить по группам, каждая из которых более или менее однородна.
Так, к примеру, имеется довольно многочисленная группа посетителей, обращающихся с просьбами личного характера, не имеющими отношения к кругу вопросов Архива. Немалую группу составляют жалобщики, которые чувствуют себя недостойным образом уязвленными в своем самолюбии; считая себя обойденными вниманием и постоянно стесненными обстоятельствами, они предъявляют жалобы часто в обвинительном тоне. К третьей группе можно отнести лиц, склонных к болтливости, собирающих в своем любопытстве всякую мелочь и придающих ей несоразмерное значение. Сюда же относятся разные кумушки и сплетницы, которые суют свой нос в горшок к соседу, чтобы судачить потом на всех углах и порождать слухи.
Для всех этих категорий посетителей имелась установленная форма обыкновенного в таких случаях обхождения и ответа. Старый Перкинг дал Роберту образец текста, где говорилось, что Архив берется рассмотреть возбуждаемые вопросы и по возможности проверить. Таким образом, задача состояла в том, чтобы терпеливо выслушать посетителя, дать ему возможность высказаться и излить свои чувства, доставив ему тем самым облегчение и удовлетворив его самоощущение как личности, которое отчасти еще сохраняется в каждом. Кроме этих посетителей, в большинстве своем, как выразился Перкинг, дилетантов судьбы, случаются и такие, чьи признания заслуживают внимания Архива. Он привел ряд примеров, когда Архиву удалось этим способом заполучить важные протоколы страшных секунд жизни.
Посвятив определенную часть своего служебного времени общению с публикой, архивариус очень скоро мог убедиться в верности замечаний, сделанных Перкингом. Едва ли не у каждого из посетителей выступало на первый план честолюбие; они или справлялись о местонахождении старых писем, о наличии дневников, которые они старательно и скрупулезно вели, или претендовали на иное, более соответствующее их способностям положение, чем то, что им отведено в городе. Иные желали взять назад прежние свои мысли и поступки, другие хотели восстановить какие-то из пробелов в памяти, что-то прибавить к своим жизненным воспоминаниям. Немало было и таких, кто кичился своим праведным образом жизни и настаивал на подтверждении своих моральных заслуг. Они прямо говорили о вознаграждении, которое им будто бы не раз уже обещали на словах и письменно, и требовали исполнения, подобно тому как заявляют обыкновенно о своем праве на отдых и пенсию по истечении срока верной службы.
Архивариус, хотя и подчеркивал в каждом из таких случаев, что рассмотрение подобного рода просьб не входило в его компетенцию, все же принимал эти сведения и документы для Архива. Они подвергались процессу отсева.
Как-то раз пополудни выступил он и с сообщением перед кастой чиновников. Сотни две лиц из разных отделов городского управленческого аппарата приглашены были на это мероприятие в зал без окон одного глухого строения в квартале, приписанном к Префектуре. Это были мужчины и дамы, старые ведомственные чиновники, исполнявшие более или менее значительные функции референтов, делопроизводителей, протоколистов и им подобных. Архивариус рассказал о природе своего родного края, прочел стихи, которые благодаря поэтической силе слова словно вызвали к жизни то, что было чуждо разрушенному городу и чего люди здесь были лишены. Белые облака плыли по небу, бушевали грозы, веяли прохладные ветры, кружились в воздухе птицы, и порхали мотыльки. Зеркальные озера, шум дубрав, волнистая зелень трав, лошади и коровы, собаки и кошки, цветущие города и села — как будто снова вернулось все, что когда-то было реальностью, снова торжествовали полные красок и голосов жизнь и земля. Во время своего выступления Роберт испытывал чувство, подобное ощущению слепца, который внезапно прозрел.
Архивариус делал свое сообщение, стоя у длинного стола, за которым сидел президиум собрания; он состоял преимущественно из представителей высшего секретариата Префектуры, среди которых был и знакомый ему розовощекий секретарь в очках с толстыми стеклами, тот самый, кто оформил Роберту по его прибытии сюда удостоверение и бумаги. Он и сегодня живо приветствовал архивариуса, осведомился о его самочувствии и о работе и ободрил его, когда тот косвенно выразил сомнения и неуверенность относительно своей службы. Его непринужденная манера и предупредительный тон резко контрастировали
