происходит в музыке.
Сначала на вербальном уровне.
В этой музыке - два героя: фортепиано - человек,
а оркестр - внечеловеческая сила.
Фортепиано молит о чём-то, но оркестр неумолим.
Что это? Противостояние жизни и смерти? Мольба человека о бессмертии? Необратимость времени?
Некоторые исследователи считают,
что фортепиано - это Орфей, который молит бога смерти Аида вернуть из царства мёртвых его любовь - Эвридику.
Другие говорят,
что это - мольба человечества, обращённая к Мойрам - богиням судьбы, которые ткут нить человеческих жизней. Как только нить обрывается - человек умирает.
Третьи утверждают,
что перед нами - извечный конфликт человека и общества. Человек - уникален, а общество стремится погубить человеческую неповторимость, поставить человека в ряд, чтобы было легче им управлять.
Четвёртые полагают,
что в этой музыке - попытка выразить хрупкость человека перед Необъятным. И музыка - не что иное, как разговор Бетховена с неумолимой Судьбой. Даже не столько разговор, сколько мольба.
Пятые могут обсуждать
конкретную судьбу самого Бетховена, который уже в самом начале своего творческого пути начал глохнуть.
Но какие бы предположения ни высказывались - все они будут ничтожны перед самой музыкой, ибо
чувство всегда больше, чем слово, его обозначающее.
Итак, Музыка - это чувство.
Но и не только.
Музыка - это пластика. Когда вы видите Миланский собор, то, пытаясь выразить впечатление от его воздействия на вас, сможете сказать что-нибудь в стиле: «О-о-о! Какая красота!»
Но эта фраза в отношении собора ничего не объясняет. Вы никак не можете на вербальном уровне передать, пересказать,
как
выглядит собор, тому, кто его не видел. Вы можете говорить о вашем потрясении собором, но это не только не несёт информации, но и вызывает огорчение у того, кто не был в Милане и не видел собора. Ведь то же самое вы можете сказать, глядя на невиданный собор в Севилье.
Вся беда и заключается как раз в том, что одинаковость фраз - не ваша вина, а наша человеческая неспособность найти в словах эквивалент потрясающей пластичности архитектуры, невероятной текучести её форм. Ибо на вербальном уровне говорить об искусстве очень и очень сложно.
Когда поэт Осип Мандельштам (см. модуляцию 3-А), написал стихотворение «Silentium» (что в переводе с латыни означает «Молчание»), то ему удалось выразить мысль о первооснове музыки в строительстве мироздания. Здесь стих и мои комментарии.
Она ещё не родилась, Она и музыка и слово, И потому всего живого Ненарушаемая связь. Время до рождения богини любви,
И Слово было слито с Музыкой
И Мир был Музыкой, то есть Единством и Связью.
Спокойно дышат моря груди, Но, как безумный, светел день, И пены бледная сирень В черно-лазоревом сосуде. Да обретут мои уста Первоначальную немоту, Как кристаллическую ноту, Что от рождения чиста! Останься пеной, Афродита, И, слово, в музыку вернись, И, сердце, сердца устыдись. Молчание
Подготовка к рождению
пена, из которой произойдёт рождение
А сосуды в стенах - для улучшения акустики
Поэт хотел бы говорить на этом языке чистой, не затронутой Словом Ноты,
которая как кристалл. Музыка как дар
как сохранить первозданность музыки
вот эта строчка - главная
недостойно говорить, сердцам достаточно Музыки.
С первоосновой жизни слито!
Ибо подлинная Любовь - это Музыка как основа.
Прошу прощения, что я позволил себе прокомментировать этот стих. Те, кому это не нужно, - не читайте того, что я написал. Но перед вами - путь вверх по ступеням от
вербальности через поэзию к музыке. И
чем выше по ступеням пирамиды, чем ближе мы к Музыке сфер, тем большую немоту мы обретаем. Именно поэтому мы вербально не готовы определить отличие красоты собора в Милане от собора в Севилье.
Посмотрите на изображения этих двух соборов и вспомните ещё раз о том, что архитектуру называют «застывшая музыка». Ведь из всех искусств она к музыке ближе всех. Зная это, мы можем только смотреть, рассматривать, задирать вверх голову, восклицая от восторга.
Участится наше дыхание, быть может, мы, как Мандельштам (см. модуляцию к Пастернаку), глядя на Нотр Дам в Париже, почувствуем, что мы тоже должны создать в жизни что-нибудь подобное.
Но чем внимательней, твердыня Notre Dame, Я изучал твои чудовищные рёбра, Тем больше думал я из тяжести недоброй: И я когда-нибудь прекрасное создам. Видите? Поэт создал поэтическую мысль. Но и в ней нет вербальных определений того, как выглядит собор. Поэт передал энергию, рождённую в его душе созерцанием собора. Причём, заметьте, эта энергия вызвала к жизни чувство творческой зависти.
Искусство - это энергия. Творческая энергия.
Чувство
любви всегда сильнее слова и понятия «любовь».
