Тайны гениев-2, или Волновые пути к музыке

name='19'>Энергия

же любви - это сфера, не поддающаяся ни словесно­му, ни даже понятийному определению.

Ибо если

чувство - внутри

чувствующего, то

энергия, рождённая этим чувством, направлена вовне и способна даже на планетарные преобразования.

Поэтому музыка, которая одновременно и чувство, и энергия, попадая в готовую для восприятия человеческую душу, обладает огромной преобразующей силой.

И то, что мы, люди, на планете Земля достигли тако­го уровня, что сумели выразить чувства и энергию при помощи музыки, - наше величайшее достижение. Достижение Разума. И Духа.

Стараясь определить, О ЧЁМ МУЗЫКА, мы этим самым попытались свести её к вербальным (речевым) понятиям и таким образом уменьшить её значение. Но на начальном этапе постижения музыки мы вынуждены искать какие-то параллели в вербальном мире, чтобы, познав, затем отказаться от всяких аналогий. Ибо высшая стадия восприятия музыки - это стадия пластическая.

Но как хорошо, что у нас есть очень интересный вид искус­ства - поэзия. То есть, как мы условились, полпути между обыденной речью и неизречённой энергией.

Можно ли найти в ней хоть какой-то эквивалент второй части бетховенского фортепианного концерта?

Давайте попробуем. Для этого я выбрал ещё одно стихотво­рение, представляющее русскую поэзию начала XX века. Всегда испытываю неимоверное чувство гордости за то, что наша страна обладает поэзией столь мощной энергетики.

Мне очень хотелось бы перевести такие стихи на другие язы­ки, дабы открыть поэзию подобного уровня любителям поэзии других стран. Но я отдаю себе отчёт в том, что перевести стихи ТАКОГО МАСШТАБА невозможно. Ибо будет потеряно 90% поэтического смысла. Это как раз тот случай, когда при переводе можно передать вербальный уровень. А всё, что делает этот стих явлением подлинной поэзии, пере­воду не подлежит.

Н. Гумилёв.

ЖЕМЧУГА

ВОЛШЕБНАЯ СКРИПКА

Валерию Брюсову

Милый мальчик, ты так весел, так светла твоя улыбка,
Не проси об этом счастье, отравляющем миры,
Ты не знаешь, ты не знаешь, что такое эта скрипка,
Что такое темный ужас начинателя игры!
Тот, кто взял ее однажды в повелительные руки,
У того исчез навеки безмятежный свет очей,
Духи ада любят слушать эти царственные звуки,
Бродят бешеные волки по дороге скрипачей.
Надо вечно петь и плакать этим струнам, звонким струнам,
Вечно должен биться, виться обезумевший смычок,
И под солнцем, и под вьюгой, под белеющим буруном,
И когда пылает запад, и когда горит восток.
Ты устанешь и замедлишь, и на миг прервется пенье,
И уж ты не сможешь крикнуть, шевельнуться и вздохнуть, -
Тотчас бешеные волки в кровожадном исступленье
В горло вцепятся зубами, встанут лапами на грудь.
Ты поймешь тогда, как злобно насмеялось все, что пело,
В очи глянет запоздалый, но властительный испуг.
И тоскливый смертный холод обовьет, как тканью, тело,
И невеста зарыдает, и задумается друг.
Мальчик, дальше! Здесь не встретишь ни веселья, ни сокровищ!
Но я вижу - ты смеешься, эти взоры - два луча.
На, владей волшебной скрипкой, посмотри в глаза чудовищ
И погибни славной смертью, страшной смертью скрипача!

Я предложил вам, друзья, один из замечательнейших стихов русской поэзии - стихотворение Николая Гумилёва (модуляция 3-Б) «Волшебная скрипка».

Но вы, наверное, удивлены? Только что говорили об Орфее и Эвридике, о богинях Судьбы, о судьбе самого Бетховена. И вдруг я предлагаю стих (как часто в шутку говорят) «из дру­гой оперы».

Стих не о пианисте, а о скрипаче. О каких-то волках, чудовищах. О «страшной смерти скрипача». При чём же здесь музыка Бетховена?

Я знаю, что наиболее творческие из читателей быстро поймут, в чём дело.

Если бы я привёл пример какого-нибудь стиха об Орфее или о страдающем и борющемся с жестокой судьбой Бетховене, то совершил бы непоправимую ошибку: я превратил бы музыку в иллюстрацию стиха. Или, наоборот, стих стал бы разъяснять музыку. В этом случае и стих, и музыка предельно упростились бы в нашем восприятии. А следовательно, навсегда погибли бы для нас с вами.

Но я показал стихотворение, которое не разъясняет и не иллюстрирует

музыку, а находится

НА ТОЙ ЖЕ ВОЛНЕ,

что и музыка Бетховена.

Ведь восприятие музыки - это не количество информации о ней, а качество нашего с вами эмоционального (чувство), пластического (объём и движение линий) и духовного (энергия) контакта с ней.

А теперь - самое время вернуться к стихотворению Пастер­нака, удивиться, что оно находится на одной волне со стихотворе­нием Гумилёва, Мандельштама, и, обретя это чудо русской поэзии, ещё раз послушать 2-ю часть Четвёртого фортепианного концерта немецкого композитора Людвига ван Бетховена.

Задание после второй встречи: написать стих или прозу, энергия которых находится на той же волне, что и стихи Пастернака, Гумилёва, Мандельштама и музыка Бетховена.

ВСТРЕЧА ТРЕТЬЯ. Пунктиры

Когда-то в детстве я сочинил стихотворение, которое состояло только из четырёх строчек. Я написал его под впечатлением одного очень короткого произведения польского композитора Фредерика Шопена (модуляция 4). Я привожу это своё стихотворение в книге. Но вовсе не потому, что считаю его очень сильным, а лишь потому, что оно родилось во мне

под влиянием шопеновской прелюдии.

В стихотворении мне хотелось передать особую и неповторимую пластику пьесы, которая звучит всего полторы-две минуты. Но за это время в музыке выражено столько, что не хватит многих томов, чтобы её, эту музыку, описать (а если честно, то вообще невозможно до конца постигнуть музыку в нашем словесном мире).