— Ну и паршивцы! Придумают же.
— Вас бы, ребятки, в цирк, рыжего не надо.
— Вы меня вызовите на пиво… Кто больше выпьет, бригада или я. — Подмигнул воспаленными глазами чернорабочий с прозвищем «Мурза».
Мы — бригада «сосунков» — стоим у крана, как под знаменем, с серьезными физиономиями, изредка переглядываясь друг с другом. У некоторых нерешительная улыбка уже скользит по лицу, пригибая углы рта. Но в это время по цеху пробегает табельщица.
— Кто не вешал марки? Вешайте,
Литейщики медленно сползают с насиженных мест, комкают бумагу от завтраков. Нам мимоходом бросают обидное:
— Идите-ка подучитесь еще. Рано шуметь начали…
Даже своя «Морошка», отвильнувшая от бригады, осмелилась и зубоскалит:
— Ну и комики! Натуральные комики.
У Хрупова — бригадира нашего — от обиды 9 главах жаркая влага, но он держится. Он будет стоек, будет высоко нести звание бригадира. Вот и сейчас точно кусок ноздреватого кокса застрял в его горле, но он говорит:
— Пусть смеются, а мы будем… Я теперь все… до последнего мускула отдам бригаде.
Наша восьмерка мрачно берется за приготовления. Мы раскладываем инструмент на специальные полочки, а чаще употребляемый окрашиваем в яркокрааный цвет.
Представители «Морошки» не унимаются, их цель — истребить нас тихим хихиканьем, подковыркой. Для этого подсылают чернорабочих. Те будто случайно останавливаются, расширяют «в испуге» глаза и подчеркнуто серьезным тоном:
— В чижика играете? Разве и на работе можно? Шабаш не прооалуйте, а то поздно домой будет.
— Ай-я-яй! Что ж это у вас инструмент в крови или вареньем выпачкали?
Приносят из старого лома исковерканные бронзовые статуэтки, битые колокольчики, ломанные кресты, подсвечники…
— Вот вам еще… Только, чтоб мастер не увидел. В угол поставит.
Мы так же тверды и молчаливы, как эта горка бронзового лома. Размериваем землю, разбиваем на квадраты, раскладываем подмодельные доски.
Завтра утром мы начинаем.
Хрупов во всеоружии — блокнот, карандаш, секундомер.
— С музыкой что-ли часы? — протягивает руку чернорабочий «Мурза».
— Не мешай. У тебя от пива в голове музыка.
«Мурза» не отстает.
— Вы бы с кукушкой часы завели, те антиресней.
Хрупов не слушает.
— Подшипник будем формовать четверкой… Становись!
Без возражений, как бойцы, становимся у подмодельных досок.
— Первая четверка… Начи-най!
Проворный Тюляляй быстро укладывает модель, накрывает опокой… Засеял землю, затрамбовал и подвинул по салазкам доску к Киванову… Потребовалось на это две минуты.
Дальше в блокноте стояло:
Приблизительно на каждого выходит по три минуты. Хрупов запись ведет дальше:
Для равного распределения времени Тропкину прибавляется приглаживание формы, а Грому в случае чего небольшая починка.
Подготовка к работе по-новому отняла уйму времени. Вторая четверка к обеденному гудку успела отформовать только пару сложных клапанов.
Производственники хлопают Хрупова по плечу:
— Слабо состязуетесь!
— Эх, вы, фордовцы! Бить вас некому!
Мы не унываем. Толпимся у раковины, брызгаемся и сегодня уже смеемся. У нас уверенность, что к вечеру мы перевыполним норму одиночек.
К шабашу девять шеренг квадратных опок заняли весь угол мастерской и как голодные птенцы разинули прожорливые глотки литников.
— Поди, десять потов согнали, чтобы нагнать?
— Эй гляди, сосулька с носу капнет! Заработался, не чуешь! кричат соседи. Теперь мы имеем право огрызаться:
— Не гордитесь тем, что у вас песок сыплется, от него пыль в мастерской.
На следующий день опочные ряды строятся быстрей. Контрольная четверка, набив руку, формует подшипник в восемь минут. По две минуты на каждого. В 46 минут (14 мин. перерыв) 20 подшипников. Четверка, работающая на сложных клапанах, выставляет по пятку в час.
В цехе тревога.
— Вот шпана, собьют расценки!
— Нужно сказать, ведь сдуру…
Подозвали Хрупова.
— Вы что, ребятки, делаете?
— А мы вызвали…
— Вызвали, вызвали… А кто принимал вызов? Потом сами захнычете.
— Так вы же смеялись, продолжайте, смейтесь, нам не обидно.
— А мы вот чем посмеемся.
Глухов поднес к носу Хрупова громадный, похожий на чайник, кулак:
— Скажи своей шатии, чтоб знали.
— Только за этим и звали?
Хрупов сжал зубы, быстро повернулся и запылил в свой угол. На Глухова обрушились:
— Для чего к парню пристал? С ним нужно по-хорошему… с подходцем нужно…
— Я с подходом и говорю: — коли срежут расценки, всем рожу растворожу.
Ворчит Глухов, набивая ногами опоку:
— Я им старой обиды не забуду.
Мы усердней двигаем опоки по самодельному конвейеру и подгоняем друг друга.
— Жми, ребята. Подшипники для паровозов нужны.
Неуклюжий немец, мастер Хеиц, долго следит за нашей работой… Сплевывает длинную слюну и, закурив сигарету, отчеканивает немецким акцентом:
— Хорош! Я вам буду присылать новые подмодельные доски.
Хлопает Хрупова по плечу.
— Зер гут!
Мы сияем и нагоняем темпы.
Мастер вызывает к себе нашего бригадира. Хрупов занят проверкой работы нового заказа. Иду я.
Конторка завалена грудами синих свертков чертежей и моделями. Хенц сидит в кожаном кресле. Перед ним лист заказов, на который сыпется пепел с угасшей сигареты.
