— А товарищ Квасничка здесь не работает? — спросил репортёр.
— С пятницы мы одолжили его бухгалтерии, — нестройно ответили ему.
Репортёр Штрих постучался в двери бухгалтерии и спросил товарища Квасничку. Его встретили гробовым молчанием.
— Товарища Квасничку, пожалуйста, — повторил обеспокоенный журналист.
К нему подошёл очень высокий и строгий человек в сатиновых нарукавниках, с острым, пытливым, почти орлиным взглядом. Он нагнулся к репортёру и тихо спросил:
— Вы из органов госбезопасности?!
Штрих непонимающе посмотрел на него.
— Мы, признаться, вас ждали, — продолжал высокий. Он глубоко вздохнул. — Такой порядочный человек… мы все могли бы за него поручиться. Никогда ничего плохого не делал. Не пил, не курил, деньги клал на книжку, даже на футбол почти не ходил. И вот пожалуйста.
— А что? — спросил Штрих, задрав голову вверх, навстречу трагическому шёпоту счетовода.
— Вы ведь пришли насчёт квартиры, правда? — понимающе сказал счетовод. — Мы сразу решили: тут что-то неладно. Через три недели — ордер и ключи — ясное дело, здесь какая-то афёра. А сколько он может получить за это, учитывая его безупречное прошлое? Мы все можем засвидетельствовать, что Квасничка допустил что-либо подобное в первый раз. Всё учреждение. Жил честно и скромно.
— Так Кваснички тут нет? — невежливо бросил Штрих вместо ответа. — Ведь он должен был работать в бухгалтерии.
— В отделе зарплаты, — ответил долговязый. счетовод, — седьмой этаж, комната триста девять.
В комнате триста девять, большой, светлой и ярко освещённой солнцем, работало много народу. Журналиста сначала никто не заметил. Он попал в самый разгар оживлённой дискуссии.
— Я вам заявляю, — пискливым голосом кричал усатый человек, нервно моргая правым глазом, — что тут замешана юбка. И в Национальном комитете есть женщины!
— Ха! — хрипло гаркнул кто-то за кипой бумаг, похожей на Оравскую плотину, — Квасничка и женщины! Не будьте смешным!
— А вы тоже хороши, — укоризненно заметил пожилой человек, седовласый, согбенный бременем проработанных лет. — Не успел ваш товарищ двери за собой закрыть, а вы уже на него клевещете… То взятка, то женщины… И вам не совестно?! — Старик укоризненно взглянул на остальных. — Просто у Кваснички там какой-нибудь дядюшка, вот и все. А вы, вместо того чтобы порадоваться вместе с ним… Он ещё. может там пригодиться…
— Извините, — произнёс, наконец, репортёр Штрих, — где бы я мог найти упомянутого товарища Квасничку?
— Он вышел в архив, — ответил пожилой. — Первый этаж, возле справочного бюро. А в чём дело?
— Спасибо, — уклонился от ответа репортёр Штрих.
В архиве было темно и пусто. Только в углу возле пыльных полок молодой человек разыскивал что-то в большой пачке бумаг.
— Тут случайно не было товарища Кваснички? — устало спросил репортёр Штрих, уже собираясь уходить.
— Квасничка? — сказал юноша и положил пачку на стол. — Квасничка — это я.
Репортёр резко обернулся. Юноша стоял в полутьме неподвижно и спокойно, лицо его не выражало ничего, кроме какой-то профессиональной готовности к ответу. Нет, этого человека Штрих не мог себе представить за чтением специальной литературы о силосовании, не говоря уже о детях и внучатах.
— Вы — товарищ Квасничка? — недоверчиво повторил он.
— К вашим услугам, — ответил молодой человек, — Кирилл Квасничка. Что вам угодно?
— Это вы получили квартиру? — спросил репортёр, смирившись со своей участью.
— Да.
— Как это произошло?..
Квасничка, по-видимому, вовсе не ждал появления сотрудника жилотдела, который пришёл бы выяснять ошибку, как не ждал и карающей десницы закона, которая вывела бы на чистую воду его тёмные дела. Он пожал плечами и смущённо улыбнулся.
— Ну… Я подал заявление, на него дали положительный ответ… Две комнаты и кухня. Скромно, но подходяще… Я собираюсь жениться, понимаете?
— Гм, — сказал Штрих. — Скромно, говорите!.. Гм… И продолжалось это три недели?..
— Приблизительно, — ответил Квасничка и начал считать на пальцах. — Двадцать три дня, — сказал он удовлетворённо.
— И как же вы это… эти… как вам это?..
— Простите, не понял? — спросил товарищ Квасничка.
— То есть… всё только так, официальным путём? Безо всяких этих… так сказать?
Товарищ Квасничка не понимал.
— Ну, нет ли у вас там какого-нибудь знакомого или, скажем, родственника?
— Где? — спросил Квасничка с ясным, как июньское небо, челом.
— Гм, — снова сказал журналист. Он посмотрел юноше в глаза, но тут же отвёл взгляд. — И… вы в этом не увидели ничего странного?
Молодой человек обеспокоился:
— Простите, а что мне могло показаться странным?
— Ну… в основном… когда об этом подумаешь…
— Гм.
Репортёр нахмурился. Возможно ли это? Человек получил квартиру нормальным, официальным путём, без тайных интриг; тут ни при чём буржуазная мораль и бюрократические пережитки!..
— Вот что, дорогой мой, — начал Штрих серьёзно. Он представился, взял юношу за локоть, подвёл к столу, сел напротив и сказал:.— Ваш случай чрезвычайно интересен. С ним следует ознакомить широкие массы. Чем вы можете доказать, что всё было именно так, как вы говорите, ну, без?..
Молодой человек улыбнулся:
— Зачем мне говорить неправду?
— Но, — нетерпеливо продолжал репортёр, — согласитесь, что подобные вещи не случаются каждый день.
— Нет? — спросил товарищ Квасничка.
— Нет! — отрезал репортёр.
Молодой человек задумался и вдруг воскликнул:
— Странно… Я каждый день читаю газеты, и там пишут, что…
— Знаете что, дорогой друг, — торопливо оказал репортёр Штрих, — здесь мы поговорить не сможем, не хотите ли выпить кофейку? Посидим, побеседуем…
— И вы укажете моё имя? — спросил ни с того ни с сего товарищ Квасничка.
— Конечно, — ответил Штрих. — Или вы имеете что-нибудь против?
Товарищ Квасничка едва заметно покачал головой.
— Ладно, — сказал он задумчиво. — Но только после работы.
В этот вечер репортёр Штрих пережил знаменательный процесс возрождения и очищения. Он выпил, около полудюжины чашек чёрного кофе, и если его сердце когда-либо тянулось к конкретным человеческим судьбам, то в этот вечер оно было удовлетворено.
Кирилл Квасничка обезоружил Штриха своей простотой, бесхитростностью и добрым сердцем. У него явно не было в Национальном комитете ни протекции, ни знакомой девушки (его невеста работала в молочной), он не был ни аферистом, ни взяточником. Он просто имел право на квартиру, и соответствующая инстанция удовлетворила его просьбу. Он нёс в себе свет грядущих времён. Кирилл Квасничка, которого раньше репортёр Штрих представлял себе какой-то ходячей старозаветной добродетелью, теперь предстал перед ним как новый человек, как тот самый простой гражданин, о котором он столько раз восторженно писал.
Репортёр Штрих устыдился.
