на куриные косточки.
Иногда она поворачивала голову и бросала на меня быстрый взгляд — просто чтобы убедиться, что я все еще здесь. Этот взгляд разрывал мне сердце. Сколько раз она смотрела так прежде, а я даже не обращал внимания?
13
Белка
Мы с Холой делали успехи. В упражнениях «Сидеть» и «Лежать» наметился небольшой прогресс. Она начала реагировать на команду «Ко мне», иногда — даже если команду отдавал я. При желании в ее стойках можно было заметить несомненный потенциал. И я начал подумывать, что еще пара месяцев — и мы вполне осилим СХГ…
А потом появилась белка.
Венди обещала море веселья на заключительном занятии, и это заранее вызывало у меня ужас. Веселье подразумевает возбуждение, а возбуждение Холе противопоказано. У нее и так еле-еле хватает внимания… Ну, скажем, на меня.
Я пробовал медитировать по утрам — Кларк сказал, что ему это помогает справляться со стрессом на Уолл-стрит, — но мозги (мои мозги) очень быстро сложились в трапецию.
О чем это я? Ладно, неважно.
— Как у нас дела, Аттикус? — спросила Венди, хотя могло показаться, что обращается она ко всему классу.
— Замечательно, — ответила хозяйка Аттикуса; эта девушка явно ходила у тренера в любимчиках.
— Ну, что мы делали на этой неделе?
— Ой, — начала хозяйка, — у нас была большая вечеринка в честь Дня благодарения, и мы отрабатывали команду «Место». Еще я немного угостила Аттикуса коктейлем и пирожными, потом выложила фотографии на свою страничку в Фейсбуке… — Она перечисляла еще долго. Признаюсь, эта парочка здорово действовала мне на нервы, так что я предпочел отключить звук.
— Отлично, — кивнула Венди. — А как у него дела с командой «Апорт»?
Вообразите ответ сами, о’кей? Успехи Холы по этой части ограничивались тем, что она с недюжинным энтузиазмом вырывала из моей дрожащей холодной руки теннисный мячик и мелко шинковала его со скоростью хорошего комбайна. К счастью для нас обоих, тест на эту команду в СХГ не входил.
Когда ни у кого не осталось сомнений, что Аттикус — звезда недели, месяца и года, Венди достала маленькую плюшевую белку и сжала ее.
У меня кровь застыла в жилах. Хола рванулась вперед, и только поводок и мой собственный вес спасли белку от превращения в салат.
— Успокойте свою собаку, пожалуйста, — сказала Венди.
—
Зенненхундов вывели для того, чтобы таскать тележки по крутым швейцарским горам, а у Холы мощность небольшого трактора… Будь мои ладони не такими скользкими от жареного цыпленка, которого я принес в тот день для поощрений, все сложилось бы по-другому.
Собака вырвала поводок. Остолбенев от ужаса, я смотрел, как она летит прямо к Венди, прижимающей белку к груди. На последнем метре Хола резко притормозила и уселась, высунув язык.
Дружный выдох.
— Привет, — сказала Венди, обращаясь к Холе. — Как тебя зовут?
Хола легла и замерла, как изваяние. Взгляд ее по-прежнему был прикован к белке.
— Похоже, кое-кто собирается продемонстрировать все, на что способен. Держу пари, сейчас она даже коврик отыскала бы, если бы знала, что это такое.
Хола приняла другую позу — не менее впечатляющую.
Венди хмыкнула:
— Собаки не сильны в распознавании сигналов. Они понимают, что им дали
Хола сделала стойку.
— Неплохо, — сказала Венди, и ее глаза расширились. — А теперь смотрите, как она попытается сесть. Хола, лежать.
Хола легла.
Секунда тишины. Даже Аттикус выглядел ошарашенным.
В конце занятия Венди каждому дала напутственный совет, над чем стоит еще поработать. Когда она подошла к нам с Холой, выражение ее лица было на редкость дружелюбным.
— Как ощущения? — спросила она.
— Замечательно, — соврал я. — По-моему, у нас большой прогресс.
— О’кей. Чем думаете заняться теперь?
— Ну… Я думаю поработать над ее манерами.
— Отличная идея.
Я почувствовал себя очень странно — как будто мне снова шестнадцать и мы с моей первой подружкой Меган сидим в «Сбарро» на Геральд-сквер, и мы оба понимаем, что эта мясная пицца — последняя в нашем романе. Финальная.
Судя по всему, Венди была решительно настроена
— Я подумал, что, возможно, мы могли бы попробовать подготовительную программу «Собака — хороший…»
— У меня для вас совет, — сказала она, понизив голос. — Ничего?
— Конечно.
— Вы знаете, собаки очень чувствительны.
— Еще как.
— Но ваша собака — мегачувствительная. Можно сказать, это живой радар. Очень необычный случай.
— Она действительно настроена на вас.
Я смеялся, пока не сообразил, что это вовсе не ирония в духе восьмидесятых.
— Простите,
— Попробуйте нервничать поменьше, о’кей? Просто расслабьтесь и повеселитесь.
— Я не совсем понимаю…
— Я хочу сказать, — продолжила Венди, — что это вы ее вынуждаете так вести себя. Посмотрите на нее. Она знает все команды. Для нее это не проблема. Она сходит с ума из-за вас. Подумайте об этом.
Потрясенная тишина длилась целую секунду, пока Хола, словно желая доказать правоту Венди, не принялась скулить вслед ее удаляющейся фигуре в джинсах. Так мог бы плакать ребенок, глядя на уходящую мать. Венди не просто подколола меня. Она сказала нечто, что повергло меня еще глубже в пучины депрессии.
Мне было проще научить Холу прыгать через горящий обруч, чем расслабиться. Беспокойство — единственная сила, пока еще удерживающая меня в этом мире. Марти, который не нервничает, — это все равно что Марти, из которого выкинули буквы