потребностью во внимании, по мнению Шерон Смит, было всего лишь милыми чертами дружелюбной породы.
На собраниях АА я узнал, что следование инструкциям дает чувство свободы.
Непосвященным строгие правила кажутся тиранией, но величайшая тирания заключается в неуверенности. Неуверенность парализует. Любой маркетолог скажет вам, что неуверенность — это следствие слишком большого, а не малого выбора.
Перед каждым дверным проемом я отдавал Холе команды «Сидеть» и «Ждать». Затем проходил в дверь сам. И только после команды «Хорошо!» она входила следом (должна была входить).
Каждый лестничный пролет. Каждая дверь… Если Хола забывала сесть, я делал поводком «контрольный рывок», как это называлось в брошюре Лорены, и говорил
На самом деле звук, который я издавал, больше напоминал жужжание компьютера в шоу на проверку интеллекта — такой можно услышать, если игрок дает неправильный ответ. Хола быстро усвоила, что этот звук значит. А значил он одно: «Попробуй еще раз».
Лорена сказала, что рычание понятно животному инстинктивно. Так собака-мать рычит на щенка, если он уползает слишком далеко. Для передачи информации важны не слова, а тон. Нужно объяснить Холе, что, пока она не согласится жить по правилам, хорошего пусть не ждет.
По тем, которые устанавливаю я.
Прежде чем начать правильно жить, нужно научиться правильно думать.
Все собаководы говорят, что нужно быть терпеливее своего пса. Рано или поздно до него дойдет, что проще покориться и сделать то, чего хочет этот глупый человек. Дрессировка не причиняет боли — физической. Это скорее маленькое постоянное неудобство, ценой которого является сама жизнь. Как ежедневная работа. Как собрания Анонимных алкоголиков.
Теперь я не позволял Холе опережать меня на прогулках. Если она забывалась, я жужжал и делал «контрольный рывок». Вскоре она запомнила что к чему. Похоже, на самом деле ей было безразлично, как идти: впереди или рядом со мной, — если такова моя странная причуда.
Лишившись угощений, она стала спокойнее. Теперь все ее внимание было поглощено воздухом и землей: круглый нос безостановочно впитывал окружающие запахи в поисках чего-нибудь съедобного или хотя бы незнакомой собаки, с которой можно громко поздороваться.
Я не преувеличиваю, не додумываю и не воображаю. Это констатация факта: наши с Холой отношения изменились за один день.
Я делал то же, что и раньше. За одним исключением: я позволил себе быть в нашей паре ведущим.
Доминирование оказалось вовсе не таким страшным, как я представлял. Это не столкновение воли двух вооруженных солдат. Если проводить аналогии, это скорее заочное общение с аудитором, который наделен полномочиями оценивать твою работу. В паре мест характеристика может оказаться неприятной, но именно она является условием для повышения зарплаты. В любом случае, нас поддерживает мысль, что благодаря этой маленькой условности мы можем законно оплачивать свои счета.
Для собаки дрессировка и есть ежедневное получение рабочей характеристики. Поэтому в интересах аудитора изложить ее как можно более понятным языком.
Когда хозяин становится лидером, он освобождает собаку от обычного стресса. В частности, он берет на себя ответственность за переговоры с миром, особенно той его частью, которая находится выше двух футов от пола. Исследования доказывают, что у лидеров давление выше, чем у тех, кто за ними следует. Они всегда в напряжении. Что бы ни утверждали книги по саморазвитию, лидерство не является естественным состоянием для людей. Как и для собак. Мы не рождается быть ведущими, зато с рождения готовы быть ведомыми.
Теперь наши отношения с Холой строились из множества мелких задач, включая наблюдение. Я следил за всем, что она делает в «рабочее время». Прогулка тоже стала рабочим временем. Доминирование требует бдительности, контроля и заботы.
Поверьте человеку, который уяснил это на собственной шкуре: большинство хозяев предоставляют своим питомцам неограниченную свободу и не хотят отдавать команды именно потому, что боятся не справиться с альтернативой.
Пара, в которой есть лидер, подразумевает напряженную работу, и отнюдь не для собаки.
Дверной проем. Я отдаю команду «Сидеть». Хола садится. Я прохожу в дверь. Она приподнимается, прежде чем я даю команду «Хорошо!».
Заново.
«Сидеть».
Садится.
«Хорошо!»
Она проходит за мной в дверь.
Дверей две. Поэтому процедуру приходится повторять дважды.
За второй дверью три лестничных пролета.
Хола садится на верхней ступеньке.
Я спускаюсь по лестнице. Выжидаю несколько секунд.
«Хорошо!»
Если она привстает, даже не двигаясь дальше, —
Поднимаюсь обратно.
«Сидеть, ждать».
Спускаюсь. Выжидаю.
«Хорошо!»
В вестибюле нужно перейти на прогулочную схему.
«Рядом!»
Хлопаю левой ладонью по бедру — знак перейти на рысь.
«Лежать, ждать».
Мимо проходят люди. Они смотрят на нас и улыбаются. Хола неподвижна.
Хвост стучит по мраморной плите.
Ей так хочется броситься на этих людей, что сводит зубы и рябит в глазах. Но нет.
«Хорошо!»
Эскалатор. Какая жалость, что нельзя сделать стойку, хорошенько все обнюхать и поздороваться с собакой, которая вот-вот должна появиться из-за зеркальной двери.
«Сидеть».
«Лежать».
«Ждать».
Еще раз «ждать».
Заново, повторно, до бесконечности, пока не запомнит.
Если вы думаете, что Хола рысью сбегает по эскалатору и садится внизу, ожидая меня, вы невнимательно читали. Сперва команды; хозяин всегда впереди.
Коридор. (Если вы не против, я пропущу лестницу.) Финальная позиция: Хола сидит под дверью, пока я поворачиваю ключ, затем в нетерпении приподнимается. Потому что внутри ужин, он уже так близок, еще чуть-чуть, и… Но —
И так до тех пор, пока я не открою дверь, не войду в квартиру, не посмотрю на нее и не произнесу
