Плохая собака. Как одна невоспитанная собака воспитала своего хозяина

Десятый пункт — «Контролируемое разделение» — выглядел самым простым. Собака должна была провести с незнакомцем три минуты, на которые хозяин исчезал из поля зрения. Этот тест всегда казался мне таким легким, что я не только не натаскивал Холу — а что тут натаскивать? — но даже ни разу не пробовал применить его на практике.

— Ну, десятый тест совсем пустячный, — сказал я Джошуа. — Думаю, вы можете возвращаться к работе.

— Давайте все-таки попробуем, — ответил он. — У моего Бо были с ним проблемы, и большие.

— Почему?

— Увидите.

И я увидел.

Я произнес по инструкции:

— Присмотрите, пожалуйста, за моей собакой, — передал поводок Джошуа и направился прочь.

Условия сдачи теста элементарны: собака не должна проявлять никаких признаков беспокойства. Как уточняется в брошюре, нельзя выть, скулить, лаять, метаться на месте, рваться с поводка, тяжело дышать, выказывать страх или грызть ботинок экзаменатора.

Стоило мне отвернуться и сделать шаг, как Хола нарушила первое условие.

Я зашел в комнату с почтовыми ящиками и прикрыл за собой дверь. Но мне и через дверь был слышен ее скулеж, который становился все более душераздирающим. Через тридцать секунд она залилась оглушительным лаем.

— Сидеть, девочка! Сидеть! — донесся голос Джошуа. А затем: — Хола, черт возьми, успокойся!

Звук когтей, скребущих по мраморному полу…

На сорок пятой секунде я распахнул дверь, Хола вырвала из рук Джошуа поводок и метнулась ко мне с таким видом, будто я вернулся из десятилетнего плавания.

— Гм… — произнес Джошуа отвратительно многозначительным тоном, — над этим пунктом следует немного поработать.

И в этот момент у меня зазвонил телефон.

* * *

Мы с Дэрилом — тем самым невозмутимым юристом — договорились встретиться в фойе новой двадцатиэтажки на 59-й улице, южнее комплекса, который объединял Линкольн-центр и Фордэмский университет.

Рядом с Дэрилом стоял комендант дома — обладатель внушительного пивного животика, плоского лица и черной шевелюры. Губы его были конспиративно сжаты в нитку. Пока я пересекал фойе, на ходу отряхивая зонт от дождевых капель, двое мужчин изучали служебной телефон у входа с таким видом, будто он сейчас оживет и убежит.

— Что случилось? — спросил я.

Они подняли на меня измученные взгляды, и я понял, что «ситуация», которую Дэрил вкратце обрисовал мне по телефону, гораздо серьезнее.

— Он нам не открывает, — сказал Дэрил. — Не отвечает на стук.

— И его голосовая почта переполнена, — добавил я.

— Этот джентльмен собирается открыть дверь запасным ключом. Нам нужно забрать его… Забрать в…

— У него вроде бы сестра есть?

— Мы ей звонили, — откликнулся комендант, чьего имени я до сих пор не знаю. — Она по горло сыта этим дерьмом.

— Ясно, — сказал я. — Он вытворял такое раньше?

— Раз двадцать. Так что я не могу ее винить. Ужасно говорить, но…

— Давайте уже поднимемся, — предложил Дэрил.

Всю дорогу в такси я раздумывал над десятым пунктом теста. Я не мог поверить: мы так далеко продвинулись, так усердно тренировались — и можем не сдать СХГ лишь потому, что Хола уперлась и не желает выполнять последнее дурацкое задание.

Я добился того, что она перестала кидаться на людей, научился контролировать каждый ее шаг, и все напрасно. Хола с треском провалится на тесте, который я считал само собой разумеющимся. Почему именно этот? Самый простой… Настолько простой, что я ошибочно решил, будто нет необходимости отрабатывать его.

У меня было чувство, словно Хола жестоко посмеялась надо мной, разыграла, одурачила. Всадила нож в спину.

Собака, когда волнуется, переключается на другой вид деятельности. Например, принимается шумно обнюхивать землю, будто хозяин попросил ее сбегать за убитой уткой. Таким образом собаки вытесняют из сознания чувство, которое беспокоит их на самом деле. Оглядываясь назад, я понимаю, что точно так же пытался отвязаться от мыслей о том, что Дэрил рассказал мне по телефону.

И мне это вполне удавалось, пока мы не поднялись вслед за коротышкой комендантом на восьмой этаж и не увидели такое, что СХГ мигом вылетел у меня из головы. Потому что мы вступили в ночной кошмар — один из тех, что сопровождают нас всю жизнь и даже не думают заканчиваться с наступлением дня.

Несмотря на ранний час, в прихожей было темно. В воздухе витал легкий лимонный запах, будто от освежителя. Мы перешагнули баррикаду картонных коробок из-под водки, и комендант щелкнул выключателем.

Я помню звенящую тишину, которая воцарилась после этого.

Дэрил первым миновал прихожую и заглянул в гостиную, повторяя:

— Кларк? Ты здесь? Это Дэрил и Марти. Нас впустил комендант. Кларк! У тебя все в порядке? Кларк!

Глубокий, ровный голос Дэрила буквально излучал то, что Сезар назвал бы «спокойно-уверенной энергетикой». Я снова подумал, что его облик очень подходит характеру: высокий рост, дорогие костюмы от «Орвис» в стиле кантри, по-солдатски коротко стриженные волосы, которые он укладывал гелем с каким-то цветочным ароматом, колючие голубые глаза, чуть «мешковатый» нос и острый подбородок, спрятанный под ухоженной серо-стальной бородкой.

Раньше Дэрил считался ведущим специалистом по уголовному праву, а теперь, отойдя от дел, жил в двухэтажной квартире на Вест-Энд-авеню с третьим или четвертым партнером (по-видимому, они обожали друг друга) и шестилетним приемным сыном, у которого были какие-то пороки в развитии. Насколько я знал, Дэрилу было около семидесяти, он не пил уже десять лет и шефствовал над множеством женщин и несколькими гетеросексуальными мужчинами, включая Кларка.

Пока комендант включал свет на кухне, я прошел за Дэрилом в гостиную.

Обстановка из IKEA была новой, но абсолютно непродуманной. На полу лежал золотистый ковер, меблировка состояла из темно-коричневого кожаного дивана, дешевой напольной лампы и домашнего кинотеатра на стене — самого большого из всех, которые я встречал. Однако я не увидел ни стола, ни книг, ни картин, ни домашних животных.

Я не увидел жизни.

Впрочем, подойдя к дивану, я заметил валявшуюся на ковре «Большую книгу Анонимных алкоголиков» в мягкой ярко-синей обложке. На ней, ровно посередине, будто элемент дизайна, лежал айфон Кларка, который перестал отвечать.

На самом деле в таких случаях отсутствие бытового мусора — коробок из-под пиццы, оберток от шоколадных батончиков, сплющенных пивных банок и сигаретных бычков — тревожит куда сильнее, чем, скажем, большая куча дерьма. Потому что порядок означает совершенно непредсказуемые сдвиги в сознании.

— Здесь его нет, — сказал Дэрил. — Вы уверены, что он не выходил?