вещей почти нет, я с утра все отдал Ивет в стирку, – бормотал он, собирая сумку.
– Так и не поговорили… – сказал Альберт. – А между тем со мной в этом замке произошло много поразительных вещей.
– Да? – глаза Жан-Пьера загорелись. – И неудивительно. Если бы я поделился тем, что повидал в этом замке, то… Послушайте, а подходите-ка завтра ко мне в гостиницу, потолкуем? Называется она 'Обитель'. Ближе к вечеру, а? Часов в семь?
– Охотно, – ответил Альберт. – Как раз, подскажете, как мне себя вести в одной очень непростой ситуации.
– Договорились, – Жан-Пьер протянул руку. – Ну все, я с вами прощаюсь, сразу за мной выходить не надо, минут через десять заприте дверь и возвращайтесь в замок, а ключи мне завтра передадите, – и он протянул Альберту брелок с ключом.
Выждав положенное время, Альберт запер дверь и спустился по лестнице. Домик на дереве ему определенно понравился, и в других обстоятельствах он тоже с удовольствием пожил бы здесь несколько дней. Но гораздо больше Альберт был заинтригован таинственным отшельником и его неоконченной фразой, так что теперь с нетерпением ждал завтрашнего дня, чтобы все выяснить. Тем более что очередной день путешествия в средневековье обещал быть спокойным. По крайней мере, никаких трудностей не предвиделось.
3
– Меня беспокоят не лошади, – сказал Валентин за завтраком, – а то, что у нас слишком лихой вид.
– Вы как хотите, но я свою не оставлю, – не согласился Альберт. – Вы же мне доспехи обещали. И как я потом в этих доспехах на осла сяду?
– Хотя бы спрячьте оружие… Конечно, хорошо, что нам попалась рыцарская лошадь – попона нам прекрасно служила вместо одеял, но…
– Хозяин, наверное, рвет и мечет, – усмехнулся Альберт, доедая последний кусочек сыра. – Булаву, кстати, можно выбросить, а цеп сунуть в вашу пустую суму. Главное далеко не убирать, потому что Псы Господни наверняка идут по следу.
Валентин мрачно надвинул куколь.
– Стефан, а они знают, из какого ты монастыря? – вдруг спросил Альберт.
– Они знают все, – глухо отозвался монах. – Надеюсь, братья придумают…
– Мое дело – привести брата в монастырь, а уж аббат сам решит, как уберечь Стефана от смерти, – Валентин вздохнул. – Полагаю, его отправят в какой-нибудь далекий бенедиктинский монастырь. И все же меня беспокоит наш вид. Лишние следы совсем ни к чему. Конечно, лошадей можно продать, а вырученные деньги раздать бедным, но…
– Что 'но'?
– Слишком много развелось лжемонахов, которые занимаются мошенничеством. Таких отлавливают. Мы же, на лошадях, да еще с такими седлами, будем вызывать подозрения, и не исключено, что в Туре пошлют за стражей.
– Ну и что? – не понял скрытую мысль Альберт. – Вы же сможете доказать, что вы действительно монах. Монастырь-то рядом. А лошади все равно английские, отнятые у врага.
– Так-то оно так, да только мы оставим для инквизиции хороший след, и аббат не сможет отвертеться, что он не причастен к побегу Стефана. А в худшем случае инквизиторы будут в Туре еще до того, как дело прояснится. Никак нельзя нам быть задержанными стражей. Так что мы отпустим лошадей перед Туром. А вы, если хотите оставить коня, пройдете через город сами. Только скройте чем-нибудь это богатое седло и не снимайте куколь. А лучше вам раздобыть обычное платье. Только вот где?
Поразмыслив, Альберт решил, что слова брата Валентина справедливы.
– Хорошо, я лучше сразу поставлю на своего коня скромное седло с лошади Стефана, когда вы решите отпустить коней, – сказал он.
– Так будет лучше, – одобрительно кивнул Валентин. – А еще лучше заодно взять и скромную лошадь Стефана. Тогда не понадобится возиться, меняя седло.
Альберт, скрипя сердцем, согласился и с этим.
– Ну что, в путь к славному городу Туру? – сказал он, забираясь на своего коня. – Только хорошо бы найти воды. Пить хочется – сил нет.
Собирать было уже нечего, только свернули разодранную на одеяла попону, и вскоре гостеприимная хижина исчезла из вида.
День был ясный, но солнце светило неярко сквозь призрачную дымку. Альберт дышал полной грудью, и холодный ветер умывал лицо. Спешили, ведь хотелось успеть до закрытия городских ворот. Стефан не жаловался и, казалось, чувствовал себя гораздо лучше, хотя по-прежнему не мог сидеть прямо. Однако еда, солнце и свежий воздух делали свое дело. Он ехал, откинув куколь и подставив бледное лицо бледному солнцу.
– И как тебе Италия, Стефан? – спросил Альберт, когда они перешли на шаг, чтобы дать лошадям отдых.
– Италия – благословенный край, – ответил монах. – Там тепло, если, конечно, ты не в горах. В горах же столько снега, сколько никогда не бывает в наших местах.
– А почему Венеция построена на воде, когда столько земли вокруг? Должно быть, хлопотно строить на воде? – спросил Валентин, внимательно прислушивавшийся к разговору.
– Город построен на островах, – ответил Стефан. – И строили его давным-давно беженцы со всех соседних областей, надеясь укрыться на этих островках от набегов с севера… – он вдруг поднялся на стременах. – Смотрите, бродячие артисты!
Альберт перевел взгляд с внезапно помолодевшего от какого-то детского удивления лица монаха и увидел, что они нагоняют несколько ярко-раскрашенных повозок, ставших заметными с холма.
Всего было три повозки с тентами, в каждую запряжено по одной лошадке.
– Богатая труппа, если они могут себе позволить передвигаться на повозках, – промолвил Валентин.
– А церковь, я так понимаю, осуждает этих бесправных людей? – спросил Альберт.
Валентин удивленно посмотрел на него и ответил:
– Церковь осуждает, но монахи, пожалуй, любят. Во всяком случае, наш аббат никогда не отказывает бродячим жонглерам и музыкантам в ночлеге, хотя, конечно, и не разрешает им давать свои представления на территории монастыря.
– Догоним их? – в Альберте разгорелось любопытство.
– Стоит ли? Мы будем смотреться еще более странно.
– В том-то и дело, что можно договориться с ними и найти какую-нибудь одежду, чтобы нормально смотреться на лошадях. Ведь куда проще на время спрятать рясу, чтобы потом ее надеть, чем спрятать лошадь.
– И доверить этим фиглярам нашу тайну? Чтобы они разболтали ее в каждой деревне и в каждом замке? – Валентин искренне возмутился.
– Давайте догоним их, а там видно будет, – сказал Альберт и стукнул сапогами по бокам лошади.
Валентину ничего не оставалось, как последовать примеру рыцаря, Стефана же упрашивать не пришлось. Альберт только сейчас обратил внимание, что лет этому монаху не так уж много, и совсем не под сорок, как показалось сначала, а скорее под тридцать. Инквизиция рано старит людей.
Они вскоре догнали лениво плетущиеся повозки, и стало видно, что это совсем старые телеги, у которых колеса держатся только благодаря неспешной езде. К тому же впряжены в них были лошадки маленькие и щуплые. Когда монахи поравнялись с повозками, во мраке прорех просмоленных навесов показались лица, и сначала над табором повисло изучающее молчание. Но уже через минуту послышались голоса, смешки, а потом в адрес спутников полетели шутки под аккомпанемент взрывов хохота.
– Где твое копье, монах?
– А что, кардинал отстал от вас на своем осле?
– Присоединяйтесь к нам, вместе мы соберем много денег на представлении в Туре!
