щеки. Казалось, каждое слово дается ему с большим трудом. — Вы заслуживаете человека, который беззаветно любил бы вас такой, какая вы есть, а я так любить не способен — и даже не хочу. Так что я не возьму у вас то, чего я так эгоистично желаю, и что в конечном итоге может безвозвратно разрушить вашу жизнь.
— Нейл! — Его имя само исторглось из моей груди, но он уже удалялся прочь, как будто ошеломленный собственными словами.
Вернувшись к очагу, я стала энергично помешивать в котелке с кашей. Горло саднило от невыплаканных слез. Он не любит меня, но я не позволю ему увидеть, как сильно меня это ранит! Придется как-то защитить себя и найти способ общаться с Нейлом по-другому — хотя бы на то время, что мы вместе проведем здесь. У меня и в мыслях не было попытаться изменить его мнение. Я знала, что соблазнить, его не составит особого труда, но тогда я поступлю нечестно. Впервые в жизни он в отношениях с женщиной поступил самоотверженно и отказался от меня, не дожидаясь пока будет поздно. Кроме того я понимала, даже если нас с ним свяжет плотская страсть, мне всегда будет не хватать его любви и в конце концов я буду всегда чувствовать себя неудовлетворенной. Что-то навсегда останется упущенным. На свете нет ничего более грустного и несправедливого, чем безответная любовь.
Любовь. Все поэтические и прозаические произведения, которые я читала, предупреждали меня о том, что она может ранить. Теперь я убедилась в том, что это правда.
Глава тринадцатая,
После того разговора мы с Нейлом старались держаться подальше друг от друга. Сначала это было очень неудобно, особенно учитывая, что мы были вынуждены делить такое маленькое пространство, и мне недоставало нашей прежней близости. Нейлу было легче. По своей природе я очень открытый человек, и держаться с ним холодно и отчужденно мне было не проще, чем улететь с этого острова. Нейл же, видимо, привык прятать свои чувства. Я подозревала, что ему всегда было просто так поступать, особенно с женщинами, и его холодность огорчала и ранила меня. Мне очень хотелось вернуть ту близость, которая между нами возникла. Очень хотелось потребовать, чтобы он снова стал самим собой. Временами я была просто готова взорваться. Но я знала, что выжить на необитаемом острове мы сумеем, лишь сохраняя перемирие. Поэтому я держала язык за зубами. Наверное, можно сказать, что я повзрослела.
В течение дня каждый из нас по отдельности занимался своим делом, насколько это было возможно на таком маленьком острове. Я подметала в доме, собирала свежий вереск для наших постелей и проветривала одеяла: — мешки были заменены на отрезы тканей, спасенных после кораблекрушения. Еще я ловила моллюсков и собирала ягоды на холме. Я убедила Нейла, что моллюски не ядовиты — пока мы оба были живы.
Нейл собрал доски и соорудил сигнальный костер. Сделать это было труднее, чем можно подумать, потому что сначала нам нужно было высушить древесину на солнце, но в любой момент мог начаться ливень и обратить все наши труды в прах, или с запада мог налететь сильный ветер и разметать дрова. Иногда нам удавалось разжечь огонь, и он судорожно теплился среди досок, но едва ли кто-то видел наш дымок, потому что на помощь никто не приходил. Иногда далеко на горизонте показывались паруса или был виден дым из труб на острове Барра, так что мы знали, что мы не одни в целом мире, но до сих пор никто не приплывал.
В ненастные дни Нейл исчезал в его собственном отдельном убежище, которое он выстроил себе сам, и мастерил из дерева всякие причудливые диковинки или сооружал мебель, чтобы сделать наш домик чуточку уютнее. Например, он сделал ставень, который прекрасно подходил к окну, и теперь нам не угрожали сквозняки. Еще он смастерил кресло со спинкой и подлокотниками, которое заменило шаткий табурет. Я украшала дом ракушками с пляжа и деревянными фигурками, которые делал Нейл и даже куском цветной сети, которую выбросило на скалы, но вскоре Нейл стал жаловаться, что в доме становится слишком тесно.
По ночам я скромно укладывалась на свою постель за муслиновой ширмой, а Нейл вежливо дожидался, пока я скроюсь, и лишь потом раздевался сам и ложился на свою койку у окна. Я лежала, вслушиваясь к его дыханию, когда он засыпал, чувствуя близость к нему и желая миновать все барьеры, чтобы оказаться рядом с ним. Нейл изо всех сил старался не касаться меня, за исключением тех ничего не значащих случаев, когда он, например, передавал мне за ужином тарелку или помогал мне передвигаться по скалам в те редкие минуты, когда нам удавалось погулять вдвоем.
Тот солнечный день, когда мы рядом лежали на дюнах, стал казаться мне сном, и ром долго оставался нетронутым, как будто он представлял то искушение, которое могло ввести нас во грех. Хотя, признаюсь, когда однажды я возвращалась домой и увидела, как Нейл купается в озерце, я не прошла мимо и не отвела глаз. Мы оба время от времени мылись в прохладной родниковой воде. Хотя морские ванны были чудесны, вода в море все же была соленой и повсюду был песок, так что к тому времени, как мы уходили с пляжа, требовалось как следует помыться. В тот раз я собирала ягоды и подошла к озерцу с подветренной стороны. Наверное, поэтому Нейл не заметил меня. Он стоял ко мне спиной, обнаженный по пояс, поливая чистой водой голову и плечи. Его силуэт отчетливо виднелся на фоне бледно-голубого сумеречного неба. Вот он поднял руку и пригладил свои черные волосы, они стали влажными и блестящими, как шкурка выдры. Заходящее солнце сверкало в капельках воды, стекавших по его плечам и спине. Я не могла отвести глаз, во рту стало так сухо, как будто там был песок, сердце отчаянно билось.
Наверное, я неаккуратно пошевелилась в своем укрытии, потому что он обернулся, и на некоторое время его глаза встретились с моими. Мои ноги задрожали так сильно, что мне показалось, что я сейчас упаду в тростник. Все еще глядя мне в глаза, он отступил от воды и потянулся за рубашкой. Он натянул ее, и ткань плотно облепила его мокрое тело. Он ушел, не сказав ни слова.
Мы не говорили друг с другом весь этот вечер, и воздух между нами так сгустился от невысказанных чувств, что его можно было резать ножом.
На следующий день, желая немного облегчить напряженность, я попросила Нейла сделать шахматную доску. Сентябрь вступил в свои права, дни делались все короче. Мне не хотелось проводить долгие вечера в неловком молчании. Я собрала с пляжа раковины гребешков для пешек, ракушки-блюдечки для коней и красивые ракушки-вееры для королей и королев.
— Вы умеете играть в шахматы? — спросила я, когда мы поужинали солониной и расчистили на полу место для доски.
— Конечно, — кивнул Нейл. — В шахматы я играю с детства. Держу пари, я легко вас обыграю.
Его слова, естественно, подзадорили меня.
Папа рано научил меня играть, и я играла довольно неплохо, но с большою долей опрометчивости, которая была мне присуща во всех жизненных ситуациях. Мне так отчаянно хотелось выиграть, что я часто делала поспешные ходы. Вскоре Нейл съел моего ферзя, и я поняла, что он — хороший стратег.
— Давайте сыграем три партии, — быстро предложила я, расставляя фигуры.
Я видела, что Нейл смеется надо мной, и, хотя вторая победа могла достаться ему так же легко, я старалась изо всех сил и чуть не победила его.
— Вы и столярничать научились в детстве? — спросила я, в конце концов сдавшись и рассеянно гладя пальцами сделанную им шахматную доску. — Едва ли столярное дело подходит внуку графа.
— Столярному делу меня обучил садовник в Страсконане, — не стал отпираться Нейл. В свете пламени лицо его помрачнело. — Отец не одобряя это занятие.
— Вы никогда не рассказывали о своих родителях, — сказала я, закутавшись в клетчатую шаль и придвигаясь ближе к огню.
— Да, — сказал Нейл, привстав и протягивая руки к огню. — Я обманул их надежды. Они хотели видеть во мне типичного отпрыска благородного семейства, который бездумно угнетает арендаторов и охотится на птиц. Мне же хотелось заниматься более полезными делами, которые родители считали недостойными.
Я взяла деревянную фигурку, вырезанную Нейлом. Он замечательно отшлифовал ее, и на ощупь она
