— А ты с кем живешь? — обратился юноша к новой знакомой.
— С родителями. Они у меня просто замечательные!
— Верю. А кто они? Чем занимаются?
— Мама, Надежда Павловна, врач, а папа, Федор Николаевич, архитектор, — с гордостью ответила Вера. — Проектирует дома, разные здания…
Они пересекли Дворцовую площадь и скоро вышли к Михайловскому саду. Там на одной из лавочек решили немного отдохнуть.
— Так ты в педагогическом учишься? — продолжил разговор Саша.
— В педагогическом. С детства мечтала… — доверительно сообщила Вера.
— Подожди-ка, а на каком ты курсе? — вдруг спросил Саша.
— Перешла на второй. А что?
— Ничего… — улыбнулся Саша. — Значит, ты еще маленькая…
— Ничего я не маленькая, скажешь тоже, — возмутилась Вера. — Ты-то сам на каком?
— Я скоро закончу. Короче, я старше.
— Подумаешь, тоже мне — старший товарищ… — засмеялась Вера.
Ее смех был таким заразительным, что серьезный Саша не выдержал и засмеялся тоже.
— И чему же ты будешь учить детей? — спросил он, вдоволь насмеявшись.
— Собираюсь преподавать немецкий, — гордо ответила Вера.
— Немецкий? Я тоже в школе учил немецкий, только сейчас все уже забыл… — вздохнул Саша.
— Я думаю, у тебя другая задача, — задумчиво произнесла она.
— Знаешь, пожалуй, ты права, — согласился Саша. — Тот человек счастлив, который знает свое предназначение. Когда-нибудь я, может быть, стану знаменитым художником, и мои картины обязательно будут выставляться. Но где-то в глубине души мне кажется, что я живу только ради одной-единственной картины, результата всех моих трудов. И я всю свою жизнь буду идти именно к ней. Наверно, мне много трудностей уготовано, но я все же дойду. Ты мне веришь?
Вера внимательно посмотрела в глаза юноши и серьезно ответила:
— Я тебе верю!
Глава 4
Отношения между ними как-то незаметно переросли из дружеских в нечто более серьезное, хотя они оба еще не знали тогда, была ли это любовь или просто взаимная симпатия.
Каждый день они встречались на одном и том же месте, у первого справа всадника на Аничковом мосту. Сначала оба смущенно краснели, но уже через мгновение начинали что-то оживленно обсуждать.
Потом они гуляли по городу. Показывая Вере Ленинград, Саша старался рассказать ей какую-нибудь интересную историю, связанную с тем или иным местом. И вскоре Вера полюбила и город, и его жителей. Саша каждый раз менял маршрут, так они исходили вдоль и поперек почти весь Ленинград. А город тем временем был во власти белых ночей. Чудесное, незабываемое время, когда, словно по мановению волшебной палочки, исчезает мрак и вместо него только молочно-серая дымка окутывает притихшие улицы. Время, когда теплый летний воздух насыщен дурманом цветущей акации.
Белая ночь… Как рассказать о ней? Где найти такие слова, чтобы описать ту волшебную, таинственную перемену, которая каждый год происходит с городом в самом начале лета и лишает покоя его обитателей?
Описать словами белую ночь действительно трудно, ее необходимо хоть раз в жизни увидеть своими глазами. Почувствовать, как город погружается в странное состояние полусна-полубодрствования. В это время возможно любое чудо.
Спрятаться от белых ночей невозможно. Не спасут ни закрытые окна, ни задернутые наглухо плотные шторы. Словно какая-то неведомая сила так и тянет выйти из дома. А там… Привычные и знакомые улицы, по которым мы не раз ходили днем и которые с детства знаем как свои пять пальцев, вдруг становятся совершенно неузнаваемыми. Словно оживают старые дома и скверы. Не обращая внимания на прохожих, переговариваются друг с другом каменные скульптуры.
И тут происходит нечто совершенно непонятное — человек вдруг начинает вспоминать то, чего на самом деле никогда в своей жизни не переживал. Перед глазами встают видения прошлого, несуществующие воспоминания о каких-то поступках, людях и событиях… От этого становиться тревожно на душе, и тогда мы бежим прочь, подальше от этих незнакомых улиц, в надежде найти покой где-нибудь в тенистых аллеях Летнего сада. Но все напрасно. Там, под сенью старых деревьев, мы снова оказываемся во власти незнакомых воспоминаний, и они гонят прочь из парка — туда, где под легким одеялом из полупрозрачного тумана дремлет Нева.
И так до первых солнечных лучей блуждаем мы по городским улицам, как по своей собственной душе, пока, наконец, усталые и измученные, не возвращаемся под утро в свои дома…
Так может быть, белая ночь — это состояние души?
Как же разгадать эту тайну? Скажем сразу: это невозможно, как невозможно, допустим, постичь тайну рождения всего живого на Земле.
Впрочем, кажется, здесь вовсе и нет никакой тайны? Просто существует некое явление природы, описанное в энциклопедиях, когда центр Солнца в полночь опускается под горизонт не более чем на 7 градусов. Вечерняя заря сходится с утренней, и тогда до самого восхода длятся серые сумерки.
Но тогда отчего же жители города каждый год так ждут этих ночей? Отчего мы так радуемся, предвкушая их приход, хотя заведомо знаем, что снова будет метаться и томиться наша душа? Отчего же с таким болезненным наслаждением отдаемся мы во власть этому повторяющемуся каждый год сумасшествию? Сколько ни спрашивай, а ответа так и не будет!
— Ты снова уходишь? — спросила как-то вечером Зоя, видя, что Саша идет в прихожую.
— Да, тетя Зоя, хочу прогуляться.
— Ты ничего не берешь с собой? — удивилась она, заметив, что племянник уже который раз выходит из дома, не взяв с собой свою обычную папку для рисования.
— Да… Я скоро приду… — невнятно пробормотал Саша и торопливо вышел из квартиры.
— Опять ушел? — спросила Варя сестру.
— Да. Ничего не понимаю — куда это он ходит?
Варя вздохнула и, подойдя к окну, задернула поплотнее шторы.
— Белые ночи… — задумчиво сказала она, подумав, как сильно изменилось поведение племянника в последнее время.
— Может, он влюблен? — робко высказала Варя свое предположение.
— Не знаю, не знаю… — в голосе Зои послышалось сомнение. — С виду похоже, но, скорее всего, это что-то другое. Саша если и влюбится когда, то наверняка в какую-нибудь картину. Мне кажется, для него важнее искусства ничего нет и быть не может…
— Да, это правда… — вздохнула Варя.
Слегка касаясь лица тонкой, изящной рукой, Вера смотрела прямо перед собой. Она казалась немного задумчивой, но в уголках нежных губ все же едва заметно проступала улыбка. Густыми волнами ее прекрасные волосы падали на плечи. Не хватало только одной детали — ее любимой ленточки на голове, но через минуту и она появилась, завершив собой портрет. Саша провел по нему рукой, ощутив пальцами шероховатую поверхность бумаги. Вера…
Телефонный звонок прервал его мысли.
— Да, Викентий Ларионович, здравствуйте, — откликнулся он на звонок.
— Саша, ты не занят сейчас? — спросил Вольский.
Саша замялся, не зная, что ответить. До встречи с Верой оставалось не так уж и много времени, и опаздывать на свидание он никак не хотел.
— Понимаешь, Саша, — стал объяснять Викентий Ларионович. — Ко мне из Москвы приехал мой
