Ежик седой на тощем черепе загорелом;иль под одеждой мощи в русском исподнем белом?Нес он лангуста в сетке крупного и гордился.Жаль, что перед отъездом только разговорилсяс ним, за столом покатым выпив вина, вестимо,сумрачным тем солдатом, врангелевцем из Крыма.1996
«Как живется? — через Лету…»
Я купил двух горлиц; они все времяворковали; тщетно я запирал ихна ночь в мой дорожный сундучок:там они ворковали еще громче.Шатобриан[4]— Как живется? — через Летукто-то с берега другогопризывает нас к ответу.— Если честно, бестолково.Наша бедность, наша доблестьпропадают ныне втуне,как в речном затоне отблеск,непрогревшемся в июне.— Отправляйтесь, нерадивцы,поскорее в путь обратный.Постарайтесь, нечестивцы,замолить невероятныйгрех — пред тем, кого без свежейотутюженной рубахиосвистали вы, невежи,на подмостках скользких плахи.О, бунтующее, жабье,перекидчивое племя,своенравное и рабьедо предела в то же время,всем достанется по вере,так не мешкайте с устаткана колени рухнуть передалтарем миропорядка.…Так в подсказку нам, безбожнымзавсегдатаям шалманов,гулят горлицы в дорожномсундучке Шатобриана,что у взвихренной дорогина дворе на постояломсном забылся неглубокимпод суконным одеялом.На границе бреда с быльюмнится лилия в затонес тополиной ватой, пыльюили — мантия на троне,для которой горностаевпромышляя, попотелигде-то за полярным краемчестных варваров артели.Гулят горлицы в походномсундучке Шатобрианао служении свободномот житейского изъяна.3. VII. 1996
«Столичная сгнила заранее…»
Столичная сгнила заранеебогема, поделясь на группки.Дозволь опять твое дыхание