14 глава
Ловчие обнаружили исчезновение Боба утром.
Сейчас над городом сумерки, а у Катарины до сих пор неприятный холодок под сердцем. Бороться с другими бородачами на различных научных сборищах – это одно, по крайней мере, они там друг друга не покалечат, какие бы страсти не разгорались. Ну, максимум, кто-нибудь огреет зарвавшегося оппонента свежей монографией по лбу или в порыве страстей укусит за кончик носа. А сбегать с Джарком под подмышкой, только чтобы вляпаться в очередную историю, из которой его потом Кате и вытаскивать?
Накануне побега она побеседовала с отцом на повышенных тонах…
Закончилось все предсказуемо.
- Я – не сопливый мальчишка! – сверкнул глазами расправивший грудь Боб.
- Ты – хуже, – согласилась Катарина. – Ты – бородатый мальчишка.
И хотя академик никогда не считал себя кабинетным болванчиком, Катарина всегда болела за него. Как-никак, а возраст давал о себе знать. А тут такое! Собрался и сбежал!
Хорошо, хоть она ему предусмотрительно в карман наноблох подкинула – теперь Боб в поле ее зрения.
Катарина с какой-то особенной дочерней любовью взглянула на рабочий стол отца, сиротливо теперь «вздыхавший» в углу.
Стол Боба был его продолжением – такой же несобранный и припылившийся, с хаотическими нагромождениями различной «очень важной» ерунды, которая могла веками лежать на своих местах нетронутой.
Ловчая опустилась в кресло.
- А это что?.. – ее пальцы за потрепанный кончик извлекли из под вороха бумаг старую фотокарточку.
Ката обомлела – она никогда прежде не выдела этого снимка. Даже не подозревала о его существовании! Сквозь истертый глянец, когда-то ровным слоем покрывавшим цветную картинку, на нее смотрел отец – такой молодой и забавный. Катарина улыбнулась, признаться, таким она его совершенно не помнила. Еще бы, ведь она – Катарина, сидит у него на руках розовощеким карапузом.
Рядом с Бобом, нежно, очень нежно опираясь на его за запястье, стояла она – прекрасная незнакомка. Боб галантно придерживал ее за тонкую, очень женственную руку.
Ката сейчас на месте застрелит того, кто хотя бы в мыслях начнет сомневаться в том, что эта красавица – ее мама.
- Здравствуй, мама, – сдерживая накатывающий ком, с трудом прошептала ловчая, губами, скривившимися в некрасивую плачущую гримасу.
Фантомная рапира из далекого детства насквозь пронзила сердце, и Катарина с облегчением расплакалась. А что было бы, если бы ее рассеянный папаша вдруг не забыл этот артефакт у себя на столе? Или он оставил фото намеренно?
В первую очередь, Катарина – боец. Такой ее сделала жизнь и, конечно, закалка. Поэтому хватило одного носового платка и парочки секретных фраз, которыми она пользовалась для того, чтобы привести себя в чувство.
Показавшись перед отрядом, Ката совершенно не опасалась того, что кто-то сможет уличить ее в мягкотелости – на каменном лице, кроме решимости не было высечено ничего.
- Объявляется полная боевая готовность, – отчеканила ловчая. – Нас, наконец-то, ждут горячие боевые будни. Героям – награды, павшим – выговор, с занесением в личное дело и лишение отпуска. – Все понятно?
- Так точно! – хором не совсем впопад заорали, приободрившиеся ловчие, начавшие уже подкисать без новых порций приключений на свои «далеко не девяносто». Хоть не придется просиживать штаны, начищая до дыр и без того сверкающие нейтрализаторы.
- Какая предстоит культурная программа? – вскочил Борк.
- Программа «К черту все условности»!
- Эм-м-м, – пробасила Грюндя. – А где в твоей программе можно начинать стрелять?
- Сразу после того, как мы прервем затянувшуюся паузу умершего эфира и пообрываем все усики вирусам, приползшим на зов несломленного агорианского духа!
- Е-е-е! – воодушевились ловчие.
- Сейчас выходим в город и включаем улавливатель на полную катушку! Мне нужен носитель маяка, черт вас дери! И Серафим! В вертикальном положении!
Парочка пуль уже причесала траву рядом с коленом Хвостова, заставив его передвигать ногами с максимальной скоростью. Впрочем Костя сейчас не сильно влиял на спринтерские способности собственного тела, ведь Серафим все еще властвовал над его мозгом, а значит, и всем остальным.
- Подгребай копытцами! – заорал во все легкие перепуганный Хвостов.
Серафим оттолкнулся от грешно-пыльной земли и пролетев с метр, приземлился задом на капот автомобиля. Проскользив по полированному металлу легковушки, он неуклюже плюхнулся на асфальт и отбив себе седалищный нерв и окружающие его мышцы, бросился бежать дальше.
- Зарядку бы хоть по утрам делал! – на ходу уколол тестер. – А то, как припекло, так копытцами подгребай ему. Раньше нужно было думать!
- Мама, пожалуйста, не читай мне больше нотации! Твой сын уже давно вырос из этих смешных детских колготок с теми веселенькими слониками, – передразнил Костя.
- И видится мне, из них вырос такой неплохой слоненок, что его трясущиеся от напряжения ходульки не могут нести его дальше, чем на три сотни метров, – парировал Серафим, резко завернув за угол большого здания.
- Мне некогда следить за формой, – попытался оправдаться Хвостов. – И, вообще, я легкий.
- Для попадания в тебя со ста метров – легкий, – согласился Серафим и желчно рассмеялся. – Ты так неповоротлив, что любая старушка, метнув в тебя свой зонтик, рискует не промахнуться. Ты же ходячая… мишень!
Бах! Бабах! - раскатами отзывались выстрелы, которыми сопровождала свою погоню группа спецназовцев, как привязанная преследовавшая улепетывающего Серафима.
- Ой! – взвизгнул тестер и с перекошенным от боли лицом, схватился за плечо.
Сквозь пальцы проступила кровь, которая по какой-то странной причине стала испаряться.
- Ай! – эхом отозвался Костя, тоже почувствовав сильнейшую боль. – Нас, кажется, ранили.
Преследователи, которых Серафим насчитал не менее десятка, неумолимо приближались к реализации конечной цели. Они грамотно отсекали бегущего юношу от широких просторов проспектов и улиц, как зверя загоняя его в узкие путанные переулки.
И нужно же было ненароком столкнуться плечом с тем здоровенным заносчивым воякой? Военные совершенно «заелись» - творят, что заблагорассудится! А всему виной стали эти проклятые «жратвокарточки»! Из-за них и из-за голода в стране, солдафоны теперь почувствовали себя верховной кастой и в пику своему истинному предназначению сеют на улицах городов хаос и страх! Видите ли Серафим не так извинился! Оказывается, во время произнесения: «Простите, господин» - обязательно покорным тихим блеянием - нельзя было смотреть тому вояке в глаза!
Вот и привязался: «А, ну-ка, покажи свою продовольственную карту!»
Хвостов, конечно, попытался предъявить проездной билет на трамвай, но по физиономии мундироносца понял, что с этим документом далеко не уехать… Но лицо закамуфлированной наружности оценило шутку по достоинству, предложив прокатиться в фургоне. Бронированном. Военном. Костя, может быть, и согласился бы - все равно он чувствовал себя заложником, но Серафим был категоричен, что не замедлил продемонстрировать зародившемуся недавно классу милитаристических полубожеств ударом кулака по переносице. Солдафону такое возмутительное поведение показалось достойным физического порицания, в виде расстрела на месте…
Вот и виляет сейчас Костя подстреленным зайцем. А ведь счастье было так близко! Серафим уже
