— Зачем прерывать серьезный спор на самом интересном месте? Если нашему другу так нравится беседовать с президентами, мы с удовольствием будем слушать ваш диалог! Без нас ему станет одиноко, и острота спора потеряется! Диспут без слушателей не приносит радости спорщикам. Верно, Жора?
— Верно, подтвердил Георгий и снова заверил друзей: — У меня остался только один вопросик к президенту, только один… — И попросил Джона: — Оставьте их здесь!
Поэт и композитор молча отмахнулись от упрямца.
— Хорошо, — согласился Джон и нетерпеливо выкрикнул: — Ну, давайте скорее ваш вопрос? Я жду!? Видимо, он пылал желанием поскорее победить в споре упорствующего Георгия. Но так, чтобы тот сам признал свое поражение.
Над камином висела копия картины Караваджо «Мучение апостола Петра». Посмотрев на нее, Георгий спросил:
— А что станет тогда с искусством? Ведь манекены не могут заниматься живописью, музыкой, литературой и философией тоже!
Джон, видимо, не ожидал подобного вопроса и на мгновение растерялся. Он прищурился, задумавшись. Потом вдруг ответил вопросом на вопрос:
— Разве вы не слыхали о том, что роботы сочиняют музыку, пишут романы, рисуют картины и даже играют на скрипке? В Японии, Америке, Франции?
Георгий сразу возразил:
— Но роботы еще не создали и никогда не создадут ценных произведений искусства. Все их, извините, творения — лишь забавные поделки, не более!
Джон усмехнулся:
— Тут вы абсолютно неправы, юноша! Хотя бы потому, что робототворения быстро раскупаются на аукционах за большие суммы!
— Как курьёзные поделки, а не произведения искусства! — поправил Георгий. И подчеркнул: — Производство роботов!
— Какая разница, как они называются: произведения робота или человека! Они пользуются спросом. За них платят большие деньги! Значит, они стоят того, чтобы их называть произведениями искусства!
Друзья настороженно смотрели на Георгия. Спор захватил их, и они теперь не жалели, что он продолжился. Тема задевала за живое.
Георгий, похватав кончик носа большим и указательным пальцами, будто поточил его, а это было признаком того, что он приблизился к состоянию мудрости, и заговорил с демосфеновским величием:
— Искусство — это, по сути своей, есть сам человек! Его духовный слепок. Без человека нет и не будет искусства как такового. Роботы, с их электронной душой, лишены возможности сопереживать, а значит, — и испытывать высокие чувства от общения с искусством. Робот сможет действовать только по заданной программе, приближенно к дрессированному животному. И он категорически не может стать творцом-гением! Только человеческая душа способна одухотворять камень! Заставить дышать жизнью краски. Без человека не будет искусства! А без искусства общество начнет деградирвать! Без искусства в человеке умрет человек! Вот что такое искусство! А вы этого не хотите понять! — И Георгий
Друзья глянули с восторгом на своего друга: он был сейчас, действительно, великолепен!
Железный Джон долго растерянно молчал. Потом вдруг нашелся:
— Ну, если вы утверждаете, что искусство — это человек, то современное искусство подтверждает мою идею о том, что человек кончился, выродился. Искусство производит сегодня товар, а не продукт человеческого духа. Масскультура — вот чем занимается сегодня искусство! Музыка — танец для дискотеки. Литература — развлекательное чтиво. Живопись — реклама и поздравительная открытка. Театр — шоу. «Хлеба и зрелищ!» — вопят массы. Этот вопль был всегда, но сегодня он самый мощный во все века. Искусства сегодня нет! Оно умерло еще вчера, вместе с человеком, с его духом. Современному человеку нужна масскультура, а не искусство. И все, что осталось от искусства: шедевры живописи, ценные книги, записи корифеев музыки, скульптура, кино великих — всё, всё! скоро перейдет окончательно в коллекции тех, кто платит за них миллионы. Произведения погибшего общества будут храниться в надежных руках! У тех, кто не пожалел заплатить за них миллионы. Они будут наслаждаться ими по-человечески. А манекенам? Им не потребуется даже масскультура! У них будут программы, с них этого достаточно…
Слушая ужасный бред Железного Джона, друзья поражались античеловеческим цинизмом его идеи. Его высказывание об искусстве возмутило и потрясло их до глубины души. Орест, не выдержав, встал и, грубо перебив словоток президента, спросил:
— Скажите честно, Джон, что привело вас сюда, на этот остров — желание выжить или бредовая идея полиместериновой цивилизации? Или вы сильно больны какой-то манией?
Джон замолчал и нахмурился. В кабинете нависала атмосфера удушающей тревоги, которая готова была разразиться новым, еще более сильным гневом правителя. Было видно: вопрос Ореста вызвал в душе его звериную ярость.
— Я думал, вы умнее его, — от метнул взгляд на Георгия. — И хорошо понимаете, что тут происходит. Но я вижу: до вас никак не доходит то, о чем я сейчас говорил. А жаль! Мне так хотелось, чтобы вы перешли на сторону моей идеи. Вы устали, и я вас отправлю в Крысиный подвал. Завтра мы продолжим нашу дискуссию! — Он опять змеино покривил губы. — Будем спорить до тех пор, пока вы со мной не согласитесь! До завтра! Он хотел было подать знак своим тяжеловесам, но Юрий опередил его:
— Погодите, сэр! Я считаю вообще бессмысленным делом продолжать нашу дискуссию! Пустая трата времени…
— Это почему же? — удивился Джон. Рука его опустилась, манекены застыли в начале шага.
— Раньше философы спорили: кто первым появился — курица или яйцо? А теперь ясно: манекены яиц не несут. Спор отпадает сам собой. И отправлять нас в Крысиный подвал за истиной — бесполезно. И — упрямством крыс не накормишь! — Юрий выдавил на своем лице подобие веселой улыбки.
Совершенно неожиданно Джону шутка понравилась, и он рассмеялся.
— Манекены яиц не несут! — хохотнул он, повторяя фразу несколько раз. — Да это же философское определение сущности! Это не просто шутка. Надо записать… — Он щелкнул пальцем, и манекены подали ему диктофон. С серьезным видом, без тени юмора он проговорил в микрофон: «Манекены яиц не несут» и, выключив его, пояснил: — Я записываю на пленку каждую удачную мысль. Это пригодится. Жаль, что у манекенов таких мыслей не бывает. Я скоро выпущу свою книгу, подарю ее вам, и тогда в вашей голове не останется никаких вопросов относительно нашей цивилизации, этой старой галоши. Будущее — за манекенами. Надо к этому привыкать. А теперь идите. Я устал.
Когда Джон на прощание так же цепко подавал каждому руку, Орест попросил во время их отсутствия, когда они находятся на площади во время процедуры очищения, не устраивать в их доме кавардак. Железный Джон ответил:
— А вот этого я вам разрешить не могу. Позволь вам — запросят другие.
— Манекены?!! — удивленно разом воскликнула троица.
— Да, манекены, — подтвердил президент. — Я заметил: они очень быстро перенимают привычки людей. Если не делать профилактику, они могут завести у себя оружие. А когда подчиненные берут в руку пистолет, им почему-то приходит в голову намерение убить президента. Нет, нет! Печальные уроки говорят: в этом мире доверять никому нельзя, даже манекенам. Бог доверил людям своего сына и зря! — Он улыбнулся надменно, самоуверенно, как истинный знаток в вопросах покушений, разлив по всей своей физиономии коктейль гнева и ласки.
— Я-то думал: вы нам не откажете! — добродушно сказал поэт и напрасно: это невинное замечание вдруг вызвало новый, более сильный всплеск гнева Железного Джона.
— «Думал» — заорал он на Юрия. — Ты еще позволил себе «думать»! Думаю здесь я! Я за это заплатил! Другим здесь думать и действовать не положено! Понял? Ишь, какой мыслитель выискался! Учти: я ненавижу тех, кто здесь думает без моего разрешения!
Джон кричал, грозно надвигаясь на отступающую к двери троицу. Видимо, вскипевшая досада, накопившаяся во время спора, вдруг нашла выход и зафонтанировала. Он готов был растоптать, изничтожить этих ненавистных ему людей, в которых он нашел ярых противников своей идеи. Известно,
