– Да, мы с ним очень предметно побеседовали, – кивнул Леший. – И я такое узнал, что сам себе удивляюсь, как на месте его не пришиб.
– Не пришиб? – встрял Назаров. – А что ж его потом в закрытом гробу хоронили?
– А я его не убивал, я его живым оставил, – сказал именно ему Леший. – Я так рассудил: раз я в аналогичной ситуации смог выжить, то пусть и он попробует. А то, что у него ничего не вышло, – так это не моя вина.
– Да что же он тебе такое сказал-то? – нетерпеливо спросил Гордей.
– А то, что это была не одобренная руководством операция, а самодеятельность нескольких высокопоставленных вояк и мы все пятеро, оказывается, числились в отпусках. То-то мы удивлялись, что по старым документам едем. Никогда такого не было, нам всегда новые давали.
– И зачем же все это? – удивился Гордей.
– Алмазы! – уверенно сказал Гуров. – Я это время хорошо помню, каждый тащил сколько мог урвать. Вот и аппаратуру эту, наверное, списали, как якобы вышедшую из строя, а на самом деле продали за алмазы. А Локтев их потом в Союз вывез.
– Я сразу понял, что у вас хорошая голова, господин полковник, – с уважением сказал Леший. – Так и было. А по условиям их, естественно, устного договора, раз аппаратура на территорию страны прибыла, так извольте расплатиться. А то, что воспользоваться они ей не смогли, так это, как им из Москвы потом объяснили, форс-мажор. Якобы наша группа повела себя неосторожно, чем вызвала подозрение. За ней стали следить, вот и взяли возле тайника. А у моих боевых товарищей на счету были такие операции, что Джеймсу Бонду впору застрелиться от стыда, да и я сосунком уже не был.
– Получается, что вас второй раз предали, – заметил Гуров.
– Получается, – невесело подтвердил Леший. – И когда командир узнал, что я не только жив, но еще и в Россию добрался, то я стал для них смертельно опасным. И постарались они мне рот навсегда заткнуть.
– Чтобы ты к газетчикам не обратился? – спросил Гордей. – Но ты же сам сказал, что тогда столько грязи печатали, такими помоями армию и прочие структуры обливали, что на еще одну статью внимания никто бы и не обратил.
– Не обратил, если бы… – начал Леший
– Если бы она была санкционирована, – продолжил Гуров. – А так некоторые люди очень сильно заинтересовались бы, что это за народное творчество такое?
– И почему с ними не поделились, – закончил Гордей. – А что же с твоим рапортом случилось?
– Не дошел по назначению. Командир мой бывший хоть сволочью последней оказался, но дураком не был и такое предвидел, а поскольку он всегда мог человеку в душу влезть, то своими глазами и ушами везде оброс. Вот ему его прямо из канцелярии и переправили. А Локтев-то уже зятем Назарова стал, вот и понял командир, какой у него в руках неубиенный компромат на генерала, потому что Назаров на повышение шел, и зять-предатель ему был совсем не нужен. А вскройся вся эта подлость, не видать бы ему ни новой должности, ни новой звезды. И дело не только в зяте, но в том, что командир в его непосредственном подчинении был, и Назарову тоже вломили бы по полной. Вот и договорились они, что забудет командир про эту историю, если генерал его на свое место посадит. Тому деваться некуда было, он так и сделал. Меня усиленно начали искать, а то вдруг я не успокоюсь и карьеры их блестящие порушу. Бардак, который в стране творился, бардаком, но они на это дело все силы бросили. Да вот только фотография у них была старая, еще армейская, а каким я стал после Африки, они не знали. А потом и внешность у меня поприличнее стала, и нормальные документы появились.
– Ну и подонок у тебя командир был. Леший, здесь все свои. Скажи, как эта сволочь сдохла? – попросил Гордей – видимо, для того, чтобы успокоиться, ему нужно было твердо знать, что тому пришлось, мягко говоря, несладко.
– Подробности вам ни к чему, поэтому скажу кратко – смерть его была страшной, но если б можно было, я бы его еще раз казнил.
– Он что-то еще натворил? – догадался Гуров.
– Он отца моего убил, – севшим голосом сказал Леший. – Когда я пропал, папа к нему обратился, чтобы узнать, что случилось, а тот ему в лоб: «Твой сын – предатель». Отец только и успел крикнуть: «Не верю» – и инфаркт. Так и не стало у меня папы, а мама его ненадолго пережила.
– Я бы сам за такое убил, – не сдержавшись, сказал Гуров.
– А весь наш разговор с бывшим командиром я на диктофон записал, а потом с семьями товарищей моих погибших встретился и дал им послушать, а еще рассказал, какой смертью их родные погибли и по чьей вине. И копии этой записи везде разослал – где-нибудь да заинтересуются, друзьям дал послушать и договорился с ними, что мне сообщат, когда Локтев-Назаров в Москве объявится. А недавно один из них мне позвонил и сказал, что этот ублюдок в Россию вернулся, в отставку вышел и на вольных хлебах посильную помощь разным старым знакомым оказывает. Собирался я в столицу наведаться, да тут то одно, то другое. Ладно, думаю, столько лет ждал, еще подожду. А потом эта история с Еленой началась, и я, как только описание некоего Александра услышал, так сразу заподозрил, кто это в Белогорск прибыл и воду мутит – нам же тогда перед отъездом его фотографию показывали, так я эту морду на всю оставшуюся жизнь запомнил. А уж когда мне его имя-отчество назвали, тут и последние сомнения исчезли.
– Где же вы его нашли? – спросил Гуров.
– В общежитии для железнодорожных рабочих – там среди гастарбайтеров затеряться, как нечего делать, – объяснил Леший. – Он и пискнуть не успел, как я его по дороге перехватил и сюда привез.
– Ну, о том, что ты с ним делать собираешься, я не спрашиваю, – сказал Гордей.
– А что можно сделать с предателем и убийцей? – спросил его Леший. – На его совести семь трупов: товарищи мои боевые, которые по его вине смерть страшную приняли, родители мои, которые до срока ушли, ребенок мой не родившийся. И это только те, кого я знаю, потому что он предатель по сути своей, и это явно не все.
– Послушай! Не спеши! Не руби с плеча! Не пори горячку! – собрав остатки самообладания, начал Назаров. – Я отдам тебе все, что у меня есть, а это немало. Это очень немало!
– И что я буду делать с твоими деньгами? – зло рассмеялся Леший. – Благодаря им у меня новые уши с ногтями вырастут? Или я нормальным мужиком стану? Смогу жениться? Детей заведу? А может, они воскресят всех, кто мне был дорог?
– Иван Александрович! Не отдавайте меня ему! – умолял Назаров. – Вы не представляете себе, какие документы у меня есть! Это такой убойный компромат, что вы очень многих людей сможете в руках держать! Да вам в Москве будут в ножки кланяться! И с нефтью вам помогу! Я вас с такими людьми сведу, что вам и не снилось. Только не отдавайте меня ему!
– Заткнись, – заорал Гордей. – Ты ему жизнь сломал, а теперь просишь, чтобы я за тебя заступился? Он мне брат, а ты сволочь последняя! Будь же ты хоть сейчас мужиком! Умел гадить, умей и отвечать Пошли, Гуров.
Гордей встал со стула и пошел к двери, а Гуров за ним.
– Не волнуйся, брат, он мне и документы отдаст, и все остальное как на духу скажет, – сказал им вслед Леший. – Кстати, мне отпуск нужен.
– Нет базара. Только к свадьбе вернись, пожалуйста, – ты же у меня свидетелем будешь, – попросил Гордей.
– Вернусь, – твердо сказал Леший.
Гордей и Гуров вышли к машине, и хотя окно в комнате было открыто, но вонь там все равно стояла такая, что они теперь с наслаждением вдыхали холодный свежий воздух, как духи, и не могли надышаться.
– Словно в бочку с дерьмом нырнул, – зло сказал Гордей.
– И нахлебался там так, что с души воротит, – поддержал его Гуров.
– Давай, как приедем, в баню пойдем – ей-богу от этого всего отмыться хочется, – предложил Гордей.
– А мозги свои тоже попарим да вымоем, чтобы все забыть? – невесело спросил Гуров, но согласился: – Пойдем. И если чего найдется, давай выпьем, а то до того погано, что тошнит уже.
– Найдется, – пообещал Гордей и позвонил домой. – Аленушка, включи сауну, мы уже
