Иэн снова запел, и я с наслаждением слушала гимн Австралии, потому что во время пения Иэн не мог разговаривать с Гленном. Мы проехали знак «Хобарт, Индиана, Дисконт-молл», и я свернула с шоссе. Я чуть было не сказала: «В аэропорту потеряли мой багаж», но вовремя спохватилась, что Гленн знает о моем путешествии в Чикаго на машине. Поэтому я придумала другое:
— Когда я сюда ехала, то не думала, что мне понадобится много вещей. Все произошло как-то очень спонтанно.
Я припарковалась у большого торгового центра и попросила Иэна пойти со мной. Я знала, что Гленн не пойдет в магазин, а останется на улице курить, и мне не хотелось оставлять их наедине, чтобы Иэн выдумал себе еще каких-нибудь экзотических родственников.
Гленн уселся на капот и стал заправляться никотином, а мы с Иэном вошли в магазин верхней одежды — там все выглядело очень теплым, как будто мы уже доехали до штата Мэн — и мне показалось, что там наверняка должно найтись какое-нибудь пальто. Чем дальше мы двигались на север, тем неуместнее выглядела в мартовской прохладе моя зеленая флисовая кофта.
— Почему вы сказали, что меня зовут Джоуи? — спросил Иэн.
Он трогал каждый предмет одежды, мимо которого мы проходили. К счастью, он потащил свой рюкзак с собой, а не оставил его в машине с Гленном, а сонные продавцы-тинейджеры, на нашу удачу, не ругались, что Иэн волочет с собой по магазину доверху набитый рюкзак и цепляется им за манекены и полки с одеждой.
— Потому что я наверняка ему о тебе рассказывала раньше, — ответила я.
— Правда?
Иэн засиял от гордости и удивления.
— И что вы ему рассказывали? — спросил он, просовывая руку в манжету какого-то свитера.
Я собиралась придумать какую-нибудь ерунду — например, что библиотека планирует брать с него плату за проживание, — но тут спохватилась, что, возможно, это хороший шанс сказать Иэну что-то важное.
— Я говорила ему, что ты очень тонко чувствуешь, кто ты такой и чего хочешь от жизни, и еще говорила, что мне бы очень хотелось, чтобы ты никому не позволял сбивать тебя с пути.
— Ну, это прямо как в скучной речи на каком-нибудь собрании. Лучше бы вы ему сказали, что я круто играю в компьютерный пасьянс, и это было бы истинной правдой, потому что я в этом деле настоящий монстр!
— Помоги мне найти теплую рубашку, — попросила я.
Я выбрала целых четыре, а еще дутое оранжевое пальто, и тут ко мне вприпрыжку прискакал Иэн с красным хлопковым платьем в руках — с глубоким круглым вырезом на груди, короткими рукавами и той неопределенной длиной, которую любят учительницы младших классов. Или библиотекарши. Возможно, здесь это вообще было единственное платье.
— Его вам тоже надо купить, — сказал Иэн. — На случай, если мы захотим сходить в приличный ресторан.
— Вроде «Макдоналдса»? — спросила я, но все-таки взяла у него платье.
Иэн бросил рюкзак на пол в моей примерочной кабинке, и мы договорились встретиться через десять минут.
Я примерила вещи, все выбранные мною рубашки были с длинным рукавом и похожи друг на друга, различались они только цветами: красная, синяя, черная и зеленая. В зеркале я заметила, что сыпь на ногах проходит. Я провела ладонями по задней поверхности ног и обнаружила, что на ощупь кожа тоже стала лучше — не такая горячая, и шершавая корка почти совсем сошла. Значит, дело было все-таки в библиотечном стуле. Если удастся вернуться в Ганнибал целой и невредимой, обязательно расскажу об этом доктору Чен. И сама себе куплю новый стул — или большой гимнастический мяч.
А с лицом у меня, наоборот, творился настоящий кошмар: прыщи на нервной почве, под глазами — темные круги, губы сухие и шелушатся. Наверное, именно поэтому в оранжевом пуховике я сразу стала похожа на заключенную женской колонии. Я смотрела в зеркало и пыталась свыкнуться с новым образом, мысленно дополнив его наручниками и кандалами. Когда я наконец сняла пальто, оно уже казалось мне родным, и я решила, что куплю его, хотя оно мне не очень-то и нравится. Я всегда именно так покупала себе одежду. Если, надев какую-то вещь, я думала, что она была у меня всегда, я обязательно ее покупала. Теперь я поняла, что и в похищении детей придерживаюсь того же принципа.
Внезапно у меня потемнело в глазах — от всех этих флуоресцентных ламп и из-за тесноты и духоты в примерочной. Я опустилась на скамеечку и уронила голову между колен. Рядом на полу лежал раздувшийся рюкзак Иэна, набитый необходимыми принадлежностями беглеца. Палочка от разобранной котомки торчала из основного отделения и не позволяла молнии закрыться полностью. Я ждала, пока кровь прильет обратно к голове, и от нечего делать расстегнула рюкзак и порылась в его верхнем слое. Фланелевая рубашка, сборник кроссвордов, три пары сложенных в комочки носков, футляр для зубной пластины. И по обеим сторонам футляра — домашний телефон Иэна, выведенный фиолетовым маркером.
Думаю, я немедленно принялась действовать во многом из-за того, что хотела доказать себе, что поступила бы так давным-давно, если бы только у меня был телефонный номер Дрейков. Это было частью легенды, которую я рассказывала самой себе, чтобы уснуть ночью. Я высунула голову из кабинки — убедиться, что Иэн не стоит где-нибудь поблизости, выхватила из сумочки телефон и как можно быстрее набрала номер. Но, еще не дождавшись соединения, успела сообразить, что звоню с собственного мобильного, по которому полиции ничего не стоит меня обнаружить, и к тому же я понятия не имею, что бы такого сказать Дрейкам, чтобы окончательно не испортить дело, или не огорчить их до смерти, или не оказаться в окружении полиции в ближайшие пятнадцать минут. Я нажала отбой с такой силой, что чуть не сломала большой палец. Убрав телефон в сумочку, я нашла там ручку и переписала номер с футляра на заднюю обложку чековой книжки. Если у меня будет несколько часов на размышление и если в Америке еще остался хоть один телефон-автомат, я наверняка сумею что-нибудь придумать.
Я запихнула футляр от зубной пластины обратно в рюкзак и встала, чтобы рассмотреть в зеркале красное платье. Глядя на свое отражение, я старалась успокоить дыхание и замедлить бешеный пульс. Я повертела бедрами, и юбка взлетела пышным воланом.
В итоге я купила и платье, и все остальное. Возможно, я чувствовала себя богатой. Когда мы с Иэном шли к кассе, я чуть не пошутила вслух, что платье мне пригодится, если вдруг понадобится заняться проституцией. Я вовремя вспомнила, что ему десять.
Вернувшись к машине, мы застали Гленна за курением сигареты — очевидно, третьей подряд.
— Разве это не нарушение закона? — спросил меня Иэн.
— Что? Курение? Нет, — ответила я.
Он быстро помахал рукой у себя перед лицом и, забираясь в машину, задержал дыхание.
Я не курила с университета, но в ту минуту запах дыма казался мне таким сладким, легким и похожим на аромат апельсина, что мне нестерпимо захотелось прижаться губами к противоположному концу сигареты Гленна и вдохнуть в себя пламя, табачные листья и все остальное.
Но вместо этого я вслед за Иэном села в машину и стала терпеливо ждать, пока Гленн докурит. Какая удивительная ответственность, подумала я о самой себе. И вдруг осознала, что, если мне так и не удастся избавиться от Иэна, то впереди меня ждет еще восемь лет вот такой жизни — жизни ответственной одинокой мамаши, которая отказывает себе во всем ради благополучия ребенка. Мне захотелось курить еще нестерпимее.
В машине Гленн рассказал мне историю о приглашенном дирижере, с которым он работал в Чикаго. Это был девяностолетний старик, и за сценой на всякий случай все время стоял дорожный дефибриллятор, и каждый раз, ударяя в басовый барабан, Гленн боялся, что старичок вот-вот отбросит коньки.
— Слушай, это было просто охренительно страшно! — сообщил он.
Я бросила на него многозначительный взгляд.
— Да ладно, парень небось уже слышал это слово, правда, Джоуи? Тебе сколько лет — семь? Восемь?
— Семь, — ответил Иэн.
Я посмотрела в зеркало заднего вида. Он сидел с самым непроницаемым лицом из всех, какие мне
