только доводилось видеть у детей.
— Ну вот видишь! — воскликнул Гленн. — Совсем большой парень! Когда мне было семь, я обожал чизбургеры. Ты любишь чизбургеры?
— М-м-м! — донеслось с заднего сиденья.
— Ну так вот, — продолжал Гленн свою прерванную историю. — Я, значит, бью в этот самый барабан и тут смотрю на литаврщика, а он пытается мне губами что-то сказать!
Я отключилась от волны Гленна и вместо его рассказа стала слушать, как поет Иэн. Он оставил в покое австралийский гимн и затянул «Хава Нагила», которую, наверное, и в самом деле выучил в школе. Если так пойдет и дальше, то показания Гленна могут хорошенько запутать присяжных. «Клянусь, ваша честь, это был еврейский мальчик, не старше семи лет. А дядя его был родом из Венесуэлы».
Мы остановились заправиться неподалеку от границы Огайо, и хотя на заправочной станции был телефон-автомат, он стоял у всех на виду, и я не могла воспользоваться им так, чтобы Иэн этого не заметил. Зато я совершила инфантильный поступок — купила себе пачку «Кэмел», просто чтобы иметь ее под рукой. Я испытала большое удовольствие, запихивая пачку вместе с новой пластиковой зажигалкой зеленого цвета в карман сумочки, рядом с паспортом: теперь у меня было что-то вроде никотинового спасательного жилета. Иэн ушел в туалет, а Гленн наполнял три стакана коктейлем из фруктовой смеси с дробленым льдом.
Иэн выпил свой коктейль, еще не успев дойти до машины, и теперь скакал вприпрыжку далеко впереди нас.
— Угарный мальчишка этот твой Джоуи, — сказал Гленн.
— Да уж, с ним не соскучишься!
— Это точно. Я только, это, хотел сказать, что надеюсь, в Кливленде нам удастся немного побыть вдвоем. Ты была в Художественном музее?
Сидя в машине, бóльшую часть времени я лихорадочно соображала, как бы избавиться от Гленна прежде, чем мы попадем в Кливленд. Если бы это было кино, мне бы пришлось его убить. Конечно, это повлекло бы за собой три других убийства, одно отчаяннее другого, а под конец меня бы подвела какая-нибудь ерунда вроде не выключенного света в библиотеке. Но в действительности в голове у меня пока не родилось никакого четкого плана. Самым мудрым было бы просто с ним разругаться, причем особенно хорошо получилось бы, если бы он первым захотел со мной порвать и отстал от нас по собственной воле. Если я вдруг заявлю сама, что больше не хочу с ним встречаться, он может что-нибудь заподозрить и к тому же затаит обиду.
— Да нет, я вообще не очень люблю художественные музеи, — соврала я, рискуя попасть в ад. А впрочем, одним грехом больше, одним меньше. — Я не понимаю, зачем они нужны.
— Ну ничего, там есть и другие места.
Мы шли по парковке, и я вдруг остановилась.
— Послушай, я все хотела тебе сказать, — начала я. — На этой твоей премьере, ну на которую ты меня приглашал. Классная, кстати, премьера.
— Так. — Гленн выжидательно поднял брови.
— Ну так вот, знаешь, смешно, конечно, но ты ведь видел такую рекламу — про «Мистера Блеска»? Ну, старая реклама, ей уже лет сто.
— Так, и что?
— Ну вот, слушай, там поется: «Мистер Блеск, мистер Блеск, та-да-ДА-да, та-да-ДА-да…» Понимаешь?
— Нет!
Он смеялся и качал головой, как будто я рассказываю ему что-то веселое и приятное, а вовсе не сообщаю, что вся его карьера — одна сплошная подделка.
— Я говорю: тут точно такой же мотив, как и в твоей песне. Ну, в том твоем произведении. Мелодия та же.
— Понятно.
— Да нет же, ничего тебе не понятно! — рассердилась я.
— Да понятно мне! Та же мелодия.
Он нагнулся и попытался меня поцеловать.
— Да послушай же ты: та-да-ДА-да, та-да-ДА-да… Ты что, не узнаешь?
Тут он посмотрел куда-то вдаль, как будто пытался что-то припомнить.
— Твою мать, — наконец произнес он.
Я дала Иэну ключи, поэтому, когда мы подошли к машине, он уже ждал нас, сидя на заднем сиденье и, словно бубном, потрясал обувной коробкой. Когда мы с Гленном сели, Иэн поставил коробку обратно на сиденье.
— Ну что ж, Чувак, — сказал Иэн, когда мы снова выехали на шоссе. — Расскажите нам, пожалуйста, о своем новом фильме, Чувак.
Он сунул кулак, изображающий микрофон, между двумя передними сиденьями.
— Я слышал, вы влюблены в Джулию Роберте? — приступил он к интервью.
Но Гленну было не до смеха. Вид у него был такой, как будто он находится где-то глубоко в собственной голове, разбираясь в давних воспоминаниях юности, мысленно переслушивая рекламные ролики тех лет и вслед за ними — собственную пьесу. Он вытянул шею и потер рукой подбородок. В то утро он не побрился, и на щеках и подбородке пробивалась седоватая щетина — того же цвета, что и волосы у него на висках.
— Мисс Гулл, расскажите, пожалуйста, как вы познакомились с Чуваком и почему он все время молчит?
Гленн разом вышел из ступора и посмотрел на меня:
— Он, кажется, назвал тебя мисс Гулл?
— Прежде чем Иэн успел что-нибудь изобрести, я сказала:
— У его мамы пунктик насчет уважения к старшим.
Гленн рассмеялся и оглянулся на Иэна.
— Ясно, — сказал он. — С уважением у тебя все в порядке, чувак.
— Только по отношению к женщинам, — уточнил Иэн.
На этом их беседа закончилась, и даже когда мы заехали пообедать в сетевой ресторанчик перед въездом в Кливленд, Гленн не произнес ни слова, если не считать того, что он заказал себе бургер с индейкой и жареные картофельные кольца.
Судя по тому, с каким наслаждением Иэн поглощал шоколадное молоко, в нормальной жизни этот продукт ему не покупали.
— Итак, мистер Чувак, известно ли вам, что у отца мисс Гулл была собственная шоколадная фабрика?
Гленн, похоже, даже не понял, что Иэн обращается к нему.
— Но, мисс Гулл, — повернулся Иэн ко мне. — Ведь ваш отец все это выдумал, да? Не очень-то похоже на правду. Я думаю, он просто пошутил.
— Очень может быть, что ты прав, — сказала я.
Я старалась об этом не думать, но, пожалуй, во многом мое сегодняшнее недомогание и туман в голове были вызваны именно этим: у меня из-под ног выдернули ковер истории моей семьи.
— Но он ведь правда русский? — спросил Иэн. — Акцент у него очень хорошо получается.
Я была до того подавлена и сбита с толку, что даже и на этот вопрос не сразу смогла ответить с уверенностью — пришлось на секунду задуматься и вспомнить, что я действительно не раз слышала, как отец говорит на беглом русском с людьми, которые несомненно были русскими.
Как только нам принесли еду и Иэн увлекся своим гамбургером с беконом и помидорами, я встала из- за стола и сообщила, что иду в туалет. Мои надежды оправдались: в конце коридора обнаружился телефон-автомат. Я затолкала в прорезь сразу несколько четвертаков, достала из сумочки чековую книжку и набрала номер. Я понимала, что это очень рискованно — звонить из того места, где мы остановились на
