Оставляя продолжающих неспешную беседу боярина и князя позади, колонна потянулась через большое поле, на котором тут и там были разбросаны многочисленные скирды сена. Это поле, местами пересечённое небольшими оврагами и зарослями кустарника, тянулось километра на три в длину, не меньше. Чуть впереди и правее, метрах в пятистах от дороги, трудились десятка два крестьян, убирая, скорее всего, рожь. Наше появление лишь на какой-то момент отвлекло их от работы, но, как мне показалось, нисколько не заинтересовало.
– Володимир, а скажи мне, кто этот чернобородый боярин? – я потихоньку подъехал к сотнику, и занялся сбором оперативной информации.
– То боярин Мстислав Никитич будет, сотник Андрея Ольгердовича, отца Олександра Андреевича, – внимательно взглянув на меня, ответил 'литовец'. – Поранили его татары на Непрядве, сильно поранили, до сих пор едва ходит. Благо, что хоть живой остался.
Что же, исчерпывающая информация. Старый сотник, повидавший виды, вряд ли сразу поверит кому-нибудь на слово, даже сыну своего бывшего сюзерена. Сначала послушает, разузнает, откуда у новостей растут ноги. Тем более что татары вовсе не стоят на его пороге, не засели в соседнем лесу, не придут завтра-послезавтра. Хотя, кто его знает, вдруг первые ордынские разъезды объявятся в этих краях уже через пару дней. История – штука не всегда надёжная, точность её относительна, это вам не математика.
Погрузившись в собственные мысли – старею, наверное – даже не заметил, как нас нагнал князь со своим личным десятком приближённых. Остей лихо промчался почти вдоль всей колонны, осадив жеребца возле 'триста первой' машины, и ухватил одного из обозников за шиворот. Выслушав князя, мужик – а это был старший над головной упряжкой, Кондрат – замахал руками, привлекая внимание своих подчинённых.
– Стой! Останавливай! Исидор, тормози жеребца! – густым басом закричал Кондрат. – Выпрягайте лошадей, братия, пошевеливайтесь!
– Бояре, давний друг отца моего, сотник Мстислав Никитич дал мне верёвок пеньковых, сколько смог, – объясняя незапланированную остановку, произнёс князь. – Посему мы сейчас соорудим упряжи заново, дабы они столь часто не рвались.
– Добро, княже, – высунувшись из люка, ответил наш командир. – Мы поможем обозникам в меру наших возможностей.
Сказано – сделано. Объединив усилия с обозниками, офицеры один за другим выпрягали четвероногих помощников из хитроумного переплетения ремней и дерева. Пока этим занимались, со стороны деревни прикатила телега, нагруженная несколькими бухтами пеньковых канатов. Не корабельных, конечно, но на вид солидных и крепких. В общем, потратив пару часов на сооружение новой упряжи, мы нисколько в дальнейшем об этом не пожалели. Разрывы хлипких хомутов и прочего раз и навсегда прекратились.
Дальше ехали без встреч и приключений, до самого вечера, пока солнце не закатилось за горизонт. Заночевать остановились на берегу небольшого озера, на противоположном берегу которого смутно виднелись с полдюжины изб, и оттуда доносился тревожный собачий лай. Раскинув княжеский шатёр поближе к воде, вокруг бронетранспортёров расположились дружинники, расседлали и обиходили лошадей, выставили дозоры, занялись поздней трапезой. С появлением четвероногого транспорта у некоторых из офицеров слегка прибавилось обязанностей и забот, поэтому я с тремя спецназовцами подсел к костру чуть позднее остальных. Прислушиваясь к всплескам рыбы, игравшей в озере, наскоро перекусили, обменялись дорожными впечатлениями, и отправились отдыхать. Доктор вновь отправился проведать своих пациентов, возвратился спустя полчасика, по его словам, не найдя у раненых никаких признаков осложнений. Мне, если честно, показалось, что некоторые бойцы стали вести себя более задумчиво и отстранённо, чем обычно. Что ни говори, а моральное и физическое напряжение последних дней давало о себе знать.
Стрельцов не стал изменять традицию, и распределил парные караулы в том же порядке, как и в предыдущие ночи. Не самый плохой вариант. Как и ранее, 'литовские' дружинники исправно тянули лямку охраны и патрулирования внешнего периметра, без лени и отлыниваний. Чувствовалось, что подход к безопасности у князя вполне серьёзный, а дозорные своё дело знают туго. Оно и понятно, когда речь идёт о своей собственной жизни и жизни боевых товарищей.
Во время нашего дежурства у костра мы с майором попытались устроить совместный мозговой штурм истории Евразии конца четырнадцатого века. Увы, кроме уже известных исторических событий и персоналий ничего существенно нового не припомнили. И вовсе не потому, что плохо изучали историю своей страны. Просто не каждый имеет тягу и возможность заседать в архивах, изучая древние манускрипты и рукописи. А если учесть, что у нас по-прежнему существуют закрытые спецхраны, полные 'неудобных' для любых властей документов, то неудивительно, что историю раз за разом переписывают и рихтуют.
Поутру из близлежащего лесочка выползли белесые облака тумана, и бесцеремонно вторглись в наш воинский стан. Затем туман совершил маневр, заклубившись над озерком, скрывая от взоров противоположный берег. Как и накануне, в озере вовсю играла и плёскала рыба, создавая определённый шумовой фон. Поэтому внезапно вынырнувший из белой пелены челн едва не устроил в воинском стане небольшой переполох. Трое дозорных дружинников тотчас окликнули приближающееся плавсредство, одновременно шустро выдернули из колчанов стрелы, положа их на тугие луки. Стоявшие у шатра князя часовые покрутили головами, узрев вероятную угрозу, присели на одно колено, слегка развернувшись боком, и прикрывая корпус тела миндалевидными щитами. Капитан Вонг, в это время присевший у костра, мгновенно вскинул ВСС, припав к окуляру оптического прицела.
– Какой-то дед плывёт, седой, как лунь, с длинной бородой, – секунду спустя произнёс снайпер. – Стоит на корме, гребёт одним веслом, причём абсолютно бесшумно. Мы с 'литовцами' из-за плеска рыбы его прохлопали.
– Дед, вроде, один. В челне никого, – вскинув бинокль, констатировал наш командир. – Долблёнка низкая, если бы в ней кто-то залёг, то мы бы сразу увидели.
– Угу. Думаю, дед приплыл из посёлка, что на той стороне, – опуская винтовку, предположил капитан.
Тем временем всполошившиеся, было, ратники также опустили свои луки, не усмотрев в действиях мерно работавшего веслом деда никакой угрозы. Пара воинов, охранявших княжеский шатёр, поднялась на ноги, и уперла древки копий в землю. Навстречу причалившему к бережку старику шагнул один из десятников, нагнулся, придерживая долблёнку, чтобы позволить деду ступить на землю, не замочив ног на мелководье. Из шатра появился Остей, словно заранее поджидавший этот момент.
– Здравия тебе, княже Олександр Андреевич, да большой удачи на пути ратном, – на удивление, голос седовласого аксакала был бодрым и сильным, никак не вязавшимся с его внешностью. – Рад я, что лицезрю тебя снова, что полон сил ты да жизни, окружён дружиной верной, воями храбрыми да умелым.
– И тебе здравствовать, Добрыня Изяславович, долгие годы, – 'литовец' поклонился остановившемуся в десятке шагов деду. – Не окажешь ли чести принять скромный дар княжеский, да принять из моих рук кубок вина доброго, византийского?
– Из твоих рук приму кубок, княже Олександр Андреевич, – старикан зыркнул по нам глазами, словно лазерным лучом прошёлся. Ой, непростой дед, похоже.
– Прошу в мой шатёр, Добрыня Изяславович, – Остей распахнул полог, подвинулся в сторону, освобождая гостю дорогу внутрь. – Онуфрий, Ярополк, зовите ко мне сотника Володимира, да сотника Лукьяна. Кликните десятников Семиона Острого, Ольгерда, да Михаила Рябого.
Один из тройки лучников тотчас сорвался с места, лавируя между спонтанно собирающимися в группки дружинниками. Оказавшиеся ближе остальных к княжескому шатру ратники вполголоса рассказывали подходившим товарищам о визите седовласого старца, кивая на приткнувшийся к берегу челн. Расталкивая толпу, появились вызванные к Остею сотники и десятники, зашли в шатёр. Спустя минуту-другую из-за полога шатра вынырнул сотник Владимир, и зычным командным голосом велел дружинникам поспешать с лошадьми, не мешкать с выступлением. Собравшиеся напротив ставки князя воины стали расходиться, продолжая обсуждать новости меж собой.
– Забавный дедушка. Как бы мы из-за него здесь не задержались, – осёдлывая жеребца, капитан Коваль высказал вслух наше общее опасение.
