— Я вам сейчас принесу ваши деньги, — говорит жена советника.
Вернувшись в гостиную, она видит, что леди Амберсфорд заснула в кресле. Она спит, открыв рот, надув толстые, как у ребенка, щеки. Бедняжка! После такого путешествия… Такая жара… У сострадательной жены советника не хватает духу разбудить ее. Она кладет конверт, берет поднос, на котором приносила кофе, бесшумно уносит его на кухню.
«А где же ложечка из сахарницы? Забыли ее, что ли, положить туда? Или она осталась в гостиной?»
Но она не возвращается. Леди Амберсфорд устала. Не нужно ее будить.
— Ты знаешь, Ронни, — сообщила она вечером мужу, — леди Амберсфорд явно сдает. Она буквально без умолку говорила о каком-то портфеле, я ничего не поняла, о каком-то желтом кожаном портфеле с четырнадцатью миллионами. Я уверена, что он снится ей ночью.
Красавчик Четрилли открыл глаза, потянулся. Солнечные лучи волнами вливались в его комнату. Четрилли поправил подушку, скрестил руки на затылке и рассмеялся тихим, спокойным смехом, едва раскрывая рот с двумя рядами маленьких зубов. Видно, у него перед глазами стояла какая-то чрезвычайно приятная картина.
— Ну вот! — произнес он.
Взбрыкнув ногами, он откинул простыню и соскочил с постели. Он был в белой пижаме. Стоя перед окном, он приступил к гимнастическим упражнениям. И продолжал смеяться тихим, напоминающим воркование голубя, смехом. А его движения непроизвольно переходили в некое подобие танца. Он ритмично взмахивал руками, словно крыльями.
Раздался стук в дверь.
— Привет! — закричал он весело.
Он подбежал к кухарке и деликатно взял у нее поднос, который она принесла. Кухарка строго смотрела на него, задрав вверх свое смуглое, покрытое пятнышками лицо.
— Это правда? — спросила она.
— Что, моя старушка? — улыбнулся он.
Он налил себе кофе, положил сахар.
— Посмотри на меня, — сказала кухарка.
Он окинул ее взглядом.
— Это правда, то, что говорят? Ты женишься?
Черт побери! Значит, уже все известно? Четрилли был суеверен. Он не любил говорить заранее о том, что еще не произошло. Сложив два пальца, он поискал вокруг себя. А! Стол. И он положил два пальца на стол.
— Кто тебе сказал?
— Мясник.
Она сдавленным голосом повторила вопрос:
— Это правда?
— Почти, — сказал Четрилли с недовольной гримаской.
— На госпоже Мисси?
Звучание престижной фамилии вернуло ему хорошее настроение.
— Да.
И на его лице заиграла чарующая улыбка.
— Госпожа Мисси, автомобильные заводы. Представляешь?
Но кухарка продолжала пристально смотреть на него, держа руки на переднике и выставив вперед ничего не выражающее лицо с заканчивающимся квадратом носом.
— А я? — произнесла наконец она.
Подняв голову от своей чашки с кофе, Четрилли бросил на нее непонимающий взгляд.
— А я? — повторила она громче. — Я что, годилась только на то, чтобы спать с тобой?
Она все больше и больше распалялась.
— Ты, значит, хочешь жениться! А я? Ты хочешь бросить меня! И ты думаешь, что я позволю тебе сделать это?
У нее растрепалась прядь волос и упала на лоб.
— Ты мой любовник.
Ее любовник? У Четрилли был такой вид, словно он с луны свалился.
— И я тебя люблю. Мне неважно, что ты не женишься на мне. Но и на другой ты тоже не женишься.
— Оставь меня в покое, — нетерпеливо сказал Четрилли.
— Нет, я не оставлю тебя в покое. Ты не женишься на ней. Я не хочу. Не хочу! И ни за что не допущу этого!
— Ну вот, — произнес Четрилли с гримасой фаталиста.
— Я пойду и поговорю с госпожой Мисси. И скажу ей, что она не имеет права, нет, не имеет.
Она говорила, и при этом шевелилось только ее лицо, да еще все более и более растрепавшиеся волосы, а все ее большое тело оставалось странно неподвижным.
— Пойду и скажу ей, что ты мой любовник, что все то время, пока ты сочинял для нее признания в любви, ты спал со мной… Что ты спал со мной.
На правильном профиле Четрилли обозначились признаки беспокойства.
— Ну, ну, — сказал он добродушным тоном. — Ты должна быть довольна. Мне приятно сообщить тебе эту хорошую новость. Люблю-то я ведь тебя, и тебе это хорошо известно.
Тыльной стороной руки она отбросила в сторону прядь, и одновременно ее лицо тоже слегка приподнялось.
— И я возьму тебя с собой. Попрошу ее взять тебя в качестве кухарки. Ты сама понимаешь, что уж я- то никогда не стану придираться к тем счетам, которые ты будешь выставлять.
— Паршивец, — сказала она.
Она сказала это спокойно. И так же спокойно продолжала, четко разделяя свои слова:
— Я пойду и скажу ей. И ты увидишь, захочет она выходить за тебя замуж или нет.
— Черт побери! — закричал Четрилли.
Спокойствие как бы передалось от него к ней, а волнение, напротив, — от нее к нему.
— Ты! — угрожающим тоном произнес Четрилли.
Он шагнул к ней. Но внезапно остановился.
— Ты не пойдешь.
— А вот и пойду.
— В самом деле?
Тон у Четрилли изменился. Гнев его будто куда-то испарился.
— И что же ты ей скажешь?
Голос его стал мягким, медоточивым.
— Что ты спишь со мной.
— Да ну! — воскликнул он.
Он приблизился к ней еще на шаг. Она отступила, подняла перед собой руку.
— Да не собираюсь я тебя бить, — проговорил Четрилли все тем же медоточивым голосом — Иди-ка сюда.
Он взял ее за жировую складку над локтем и подвел к большому зеркалу, которое находилось рядом с дверью.
— Взгляни! — приказал он.
Они стояли рядом и отражались в огромном зеркале: стройная фигура Четрилли в пижаме и ее бесформенное тело в кофте и фартуке. Ее растрепанные волосы, ее квадратный нос, усеянный черными точками. У Четрилли волосы тоже были растрепаны, но они ниспадали изящными локонами. Правильные черты лица, улыбка, короткие ровные зубы, ямочка на подбородке.
— В самом деле? — повторил он мягко. — Ты пойдешь и скажешь ей, что я спал с тобой? Да ты только взгляни на свое лицо.
